– Вы бы это видели! – смеялся Димка. – Юлька хлестала эту бабу, как Христос, изгоняющий торговцев из храма.

– Она из сумочки освежитель воздуха достала и хотела мне в лицо пшикнуть. Сучка. Тут Димка подоспел.

– Я у неё баллончик вырвал и ей же в морду, в морду…

Юлька жестами показала, как Димка полил тётку освежителем воздуха. Как муравьёв на грядке травят.

– Не сдержался я. Даже стыдно, – потупился Димка.

– Любопытно на тебя серфинг подействовал, – сказал я, – уже три года катаюсь, и ещё никогда по возвращении не хотелось чужую тётку освежителем воздуха запшикать.

– Освежитель, кстати, здесь. – Юлька зашла в туалет и вышла с баллончиком-трофеем, наполненным ароматом морской свежести.

– Можете больше на море не ездить. Зашёл в туалет, пшикнул, глаза закрыл… – предложил Поросёнок.

– Надо ещё ракушку к уху приложить. Шум волн, – добавил я.

– Короче, наши победили! – подытожил Поросёнок и поднял бокал. Мы чокнулись калифорнийским красным и крикнули «ура».

Поросёнок слизал остатки соуса с тарелки.

– Возьми ещё, – предложила Юлька, пододвигая стеклянную миску-аквариум с салатом. Выглядело, будто мы рыбок вместе со всем их подводным царством нашинковали, приправили и наворачиваем.

Переключились на недавнюю поездку. Поговорили о шопинге, музеях, нравах. Юлька продемонстрировала купленные за океаном наряды.

– А в одном ресторане я пепельницу спёрла, – похвасталась она, показав тяжёлую пепельницу розового стекла.

– Красивая. – Поросёнок взвесил пепельницу на ладони.

– Я Димке говорю: «Бери, пока официант не видит». А он: «Нет, я воровать не умею». Пришлось самой.

– Не умею я воровать, это моё проклятие! – патетически посетовал Димка. – Ни воровать, ни доносить, ни изменять!

– Праведник ты мой! – Юлька нежно поцеловала Димку, а мы с Поросёнком ухмыльнулись.

Однажды на Димкином дне рождения в последних классах школы его дед, перед тем как уйти с родителями к родственникам и оставить гостей одних, рассказал историю. Дело было в начале девяностых, понадобилось несколько кирпичей – заложить дыру, оставленную строителями после замены труб. Кирпичи купить было негде и не на что, зато неподалёку строился дом. Поздним вечером Димкин дед, высокий старик, командир пулемётной роты, кавалер ордена Славы, отправился вместе с десятилетним Димкой воровать кирпичи. Они выбрали из огромной кучи десяток, погрузили на саночки и отвезли под покровом темноты домой. Димкин дед, смеясь, признался: больше всего тогда беспокоился, что подаёт внуку дурной пример, мол, тот вырастет вором и всё такое. Это в те времена, когда люди тырили миллиарды. Дурной пример не подействовал, Димка не ворует, как и вся его семейка.

– Тебе… вам книжки писать надо, – обратился я сначала к Димке, а потом объединил его с Юлькой. Она всё-таки тоже в рассказе участвовала. Обидится ещё, что я её таланты не замечаю. В гости звать перестанет, она ведь у них главная.

– Да я записываю кое-что, но толку-то, – ответил за себя Димка и разлил остатки вина по бокалам.

– Надо попробовать издать, – посоветовал я. – Других же издают, а у них рассказы не такие интересные.

Прощаясь поздно вечером в дверях, когда Юлька уже ушла спать, Поросёнок дышал на Димку винно-водочными парами и горячо убеждал:

– Димка, надо издаваться! Мы ж не тупые, если нам понравилось, значит, и другим понравится!

Я кивнул. В смысле не только тому, что мы не тупые, но и тому, что Димкины записки вполне могут снискать заслуженную любовь читателей. Хотя мы, разумеется, не тупые. Это я тоже поддерживаю.

– Ты сможешь. Вон, виндсерфинг освоил! Нельзя зарывать талант, – Поросёнок вдруг зашептал, чуть не касаясь губами Димкиной шеи. – А то всю жизнь в журнале просидишь…