Больше ему ничего не требовалось говорить. Нола и так знала, в чем состояло ее наказание.

Посреди двора в газоне была выкопана яма.

Нола взяла лопату и воткнула ее в землю.

Обычай установил еще отец Ройола. Зарылся – откапывай себя сам. Иначе яма превратится в могилу. Впервые наказание свалилось на Нолу в тот вечер, когда она задержалась у подруги на ужин и не позвонила домой. Ройол с криками ворвался в дом подруги, вытащил Нолу из-за стола и закатил сцену, после которой с ней никто не хотел больше дружить. В тот вечер он сунул ей в руки лопату и приказал: «Копать пятнадцать минут. Без передышки».

Наказание повторилось, когда Нола нечаянно сшибла с телевизора блок приема кабельных программ. Потом чихнула за ужином, не прикрыв рот. Слишком громко захохотала над дурацкой рекламой страховки.

Когда она постирала красную рубашку вместе с белым бельем и оно порозовело, наказание несложно было предугадать. Однако в последнее время ей все больше действовала на нервы неожиданность и произвольность вспышек гнева приемного папы. Как если бы для него не существовало конкретных жизненных правил. Ноле редко удавалось предвидеть, какую реакцию вызовет то или иное действие.

– Сегодня будешь копать двадцать минут! И не останавливаться! – рявкнул Ройол, швырнув в Нолу рыбью голову.

Она заметила, что «папа» достал ее из мусорного ведра, только когда голова шлепнула ее по спине и упала под ноги.

– Не хнычь! Не показывай слабость. Чтоб ни слезинки у меня! – добавил Ройол.

Нола взглянула на рыбу, мысленно выругав себя за то, что поспешила убрать со стола. Потом подумала: «Нет, не буду плакать. Не дождешься».

– О чем задумалась? – вскинулся Ройол.

Он быстро ухватывал настроение людей, это качество помогло ему получить солидную прибыль на продаже дачной мебели и двухсот разносортных матрацев, купленных с аукциона на прошлой неделе. Он был умен, почти гениален в способности угадывать чужие желания. Не везло ему только с дурным нравом и друзьями, которых этот нрав притягивал, что привело к оплошной покупке трехсот мини-холодильников в прошлом месяце – все оказались поломанными и ни на что не годными. Ройол облизнул губы два раза подряд.

– Если хочешь что-то сказать – говори! Давай, негра! Говори!

Нола на минуту остановилась, не выпуская лопату. «Молчать», – приказала она себе. Но искушение было слишком велико.

– Сегодня мой день рождения.

Если Ройол и удивился, то не показал этого.

– И чего ты хочешь? Торт? Подарки?

Нола помедлила, сомневаясь, стоит ли об этом говорить.

– Телефон, – наконец произнесла она вопреки доводам разума. – Если Лапойнты позвонят…

– Лапойнты тебя выгнали. Они не станут звонить.

– Но мой брат…

– Я тебе покупал марки. Твой брат ответил на твои письма? Кто-нибудь тебе написал? Они не будут звонить.

– Может быть, они не знают наш новый номер.

– Знают. Но звонить не будут.

– А если позвонят, мне можно с ними поговорить?

– Рой чертову яму. – Ройол направился к дому и напоследок бросил: – С днем рождения, будь он неладен. – Хлопнула дверь.

Нола стояла одна во дворе, тыча концом лопаты в рыбью голову. «Сегодня мой день рождения!» – пропела она тонюсеньким голосом, передразнивая саму себя, досадуя на собственную болтливость. Худшее в придуманном Ройолом наказании было то, что она сама начинала верить – это она виновата, это ее промашка. Хоть вторую яму копай.

Через пятнадцать минут ладони горели огнем, с носа свисала капля пота. Втыкая лопату в землю, Нола выворачивала ком земли, за ним – еще один. За много месяцев она усвоила: рыть яму, особенно глубокую, – тяжелая работа. Скоро наступит зима, копать станет еще труднее.