«Печальная весть, – читал он, – постигла коллектив университета: на сорок четвертом году жизни оборвалась жизнь бывшего декана кафедры философии, доктора философских наук, профессора Арсена Давидовича Багратова, известного в университете, как и читателям нашей газеты, под псевдонимом «Колымей». Случилось это 22 июня в жаркий летний день на городском пляже. Группа бывших выпускников вуза собралась туда на традиционный ежегодный ликник. Через три часа бывшие сокурсники обнаружили, что Колымей куда-то бесследно исчез. Предположили, что он мог утонуть, так как тот был изрядно навеселе, а его одежда с деньгами и кое-какими документами осталась на пляже. Поиски спасателей, которые прочесали все дно вблизи пляжа, не дали ничего утешительного. По всей вероятности, заключили спасатели, тело утопленника унесло течением…»

Было ясно, что речь в заметке шла об отце Рэма, о котором Вадим был наслышан, учась в университете на истфаке. Он слышал много противоречивых высказываний о профессоре. Говорили, что его лекции по философии всегда собирали широкую аудиторию, что Колымей строил свои лекции и беседы, опираясь на принципы оккультных наук, реакцию своих студентов определял по датчикам, прикрепленным к голове, даже открыл в университете нелегальную секцию по аномальным явлениям, где устраивал сеансы по спиритизму, гипнозу, телепатии, ясновидению…

Странная заметка, подумал Вадим. Предположительно… По всей вероятности… Мог бы… Разве из этого следует, что отец Рэма погиб? Предположение вовсе не является заключением и доказательством.

Из раздумий Вадима вывело появление Жана. Вместе с ним была Светлана.

– Узнал что новенького? – прямо с порога бросил Жан.

–Ни в одном морге не значится, – отозвался Вадим. – Никто из опрошейных ничего толком не знает.

– Ясно. Значит, действуем по плану.

Жан усадил Светлану, заметив, что разговор предстоит тяжелый, и от ее чистосердечного признания зависит многое. Затем пригласил Наташу. Та внесла пишущую машинку, устроила ее на свободном столе, приготовилась к работе.

– Светлана Михайловна, – голос Жана звучал теперь официально, -сейчас мы запишем все, что будет произнесено в этой комнате. Учтите, что по уголовно-процессуальному кодексу любое лжесвидетельство может быть использовано против вас. Потом мы вместе скрепим показания подписями… Словом, обычная процедура.

Наклонившись вперед, Светлана вопросительно глянула на Жана.

– Вы что-то хотите заявить? – осведомился он. – Можете говорить, никого не смущаясь. Вадим Михайлович, – он кивнул в сторону Базалова, -тоже следователь, вместе со мной занимается этим делом

– Я бы хотела спросить… Скажите честно и откровенно: вы меня подозреваете в причастности к убийству?

– Если честно и откровенно, то – да, – не задумываясь, отчеканил Жан. – Все улики против вас.

Светлана замерла, лоб прорезала глубокая морщина. Она перебирала в памяти все, что могла вспомнить, сознавая, что ей, подозреваемой, вряд ли кто поверит. Да, она долго даже не подозревала, что Рэм преступник, тратила деньги, приносимые мужем, на все, чего только душа желала. И только тогда, когда «копы» с чугунными лицами ворвались в ее квартируй учинили обыск, она осознала свое щекотливое положение и целый год жила в страхе.

– Но это не так, – ее нижняя губа затряслась.

– Все улики против вас, – повторил Жан. – Нам известно, что у вас были мотивы избавиться от мужа. В частности, он угрожал вам выкрасть сына. И вы, как только представился момент, воспользовались этим… По крайней мере, могли воспользоваться.

Жан взял со стола бумагу и протянул ей.