Марсель откинулся на солому и, размышляя над услышанным, молча смотрел на потолочные балки. Ну и история, точь-в-точь похожа на сказку или жалостливую песню о любви, смерти и разлуке. Пожалуй, у него пропала вся охота заснуть. Однако поступок желчного и мрачного Рауля вызвал у него уважение. Стало быть, ему повезло служить под началом такого смельчака.

– Кати… ты спишь, Кати?

– А… – сонно выдохнула Катарина.

– Послушай, Кати. Вот увидишь, когда я вырасту, непременно стану таким же смелым и ловким, как Папаша Ястреб.

– Угу, – сонно пробормотала девочка, обнимая Марселя за шею и свернувшись калачиком.

На рассвете бродячие актёры покинули городок, и маленький беглец Годар вовсе не прослезился при этом. Ему некого и не о чём было жалеть.

Журдены хватились своего подопечного в день его пропажи, подивившись, что он не явился к ужину. Николя Журден битых два часа бродил по перелеску с факелом в руках, громко выкликивая мальчика. Мамаша Журден обошла всех ребятишек, но оказалось, что с полудня Марселя никто не видел. Он же всегда пас птицу в стороне, не желая проводить время в обществе других юных пастушков. Элиза была не на шутку испугана. Силы небесные, пропало ещё три гуся, может, мальчонка отправился искать их и заплутал в лесу?

– Проклятье! Если так, то мальца могли разорвать дикие звери или он, чего доброго, потонул в реке.

– Ай, – воскликнула Элиза. – Помилуй Господь! Наша речка по пояс даже малому дитя, как он мог потонуть?

– Мог оступиться да удариться головой о камень, – уверенно заявил муж.

– Вот горе! Пожалуй, сеньор Годар велит нас повесить! – заголосила Элиза.

В бесплодных поисках прошёл ещё день. Тугодумам Журденам ни разу не явилась мысль, что Марсель попросту сбежал. Супруги оставили детей на попечение соседей и с серыми от страха лицами, стуча зубами, отправились известить сеньоров.

Огюстен Годар сполна насладился видом унижено молящих о снисхождении крестьян. Он хмурил брови и многозначительно постукивал пальцами по столу. Хотя эта новость ничуть его не тронула. Признаться откровенно, он даже испытал облегчение. Редкие мысли о нелюбимом сыне вызывали у него досаду сродни угодившей в палец занозе. Теперь же нет нужды вечно плести выдумки о первенце, якобы отданном на обучение. Помучив нерадивое семейство Журден тяжёлым взглядом и устрашающим молчанием, Огюстен Годар приказал им навсегда позабыть об исчезновении мальчика и выплатить двести пятьдесят экю серебром. Супруги, что не чаяли унести ноги живыми, славили всех Святых и милосердного сеньора Годара. Только по дороге домой они поняли, что плата сеньору сожрёт все их сбережения. Стало быть, годы, потраченные на господского сынка, пошли прахом.

Огюстен поднялся в спальню жены и благодушно погладил светловолосые головки двух девочек-погодок, что бросились ему на встречу. В родстве этих крошек он не сомневался ни секунды. Манон, ещё больше раздобревшая, склонилась над колыбелькой младшего сына. Да, этот ребёнок не был таким крупным и здоровым, как его старший брат, зато грубые черты отца и белёсый пушок на голове являлись неоспоримым доказательством родной крови.

– Послушай, дорогая, – сделав вид, что огорчён, бросил Годар. – Я принёс печальную весть. Надеюсь, у тебя хватит сил принять неизбежное?

– Что случилось? – приподняв бровь, спросила Манон.

– У меня сейчас были эти недоумки Журдены. Видишь ли, милая, к прискорбию, наш Марсель утонул в реке.

Женщина приоткрыла рот и быстро перекрестилась. Она тупо уставилась себе под ноги, перебирая пальцами бахрому шали. Верно, сейчас ей надлежит зарыдать или лишиться чувств, но она, как и супруг, испытала лишь облегчение. И теперь не знала, как себя повести, чтобы сохранить достойный вид. Помедлив, Манон поднесла к глазам платочек и громко всхлипнула.