– Всякое бывает, господин Годар, – буркнул лекарь. – Представьте, но лет двадцать назад я помог народиться мальчику весьма благородной крови и можете поверить, он ничуть не уступал вашему по крепости и здоровью.

– Да? И кто же это? – недоверчиво сощурив глаза, протянул Огюстен.

– Самюэль Бирн, – вырвалось у старика.

– Проклятье! – буркнул Годар. – Мне вовсе нет дела до этого. Главное, что мой сын родился в замке и вырастет знатным человеком. И будет всю жизнь благодарить меня за это.

Однако слова Паскуаля вызвали у новоиспечённого отца сильную досаду. Он так и эдак пытался выбросить мысли о погибшем герцоге из головы, но легче избавиться от человека, чем от воспоминаний о нём. И как назло, склонившись над колыбелью, Годар заметил, что голова ребёнка покрыта тёмными волосами.

– Хм, мальчишка слишком черноволосый, – проворчал он. – Это странно…

– Ах, сеньор! – угодливо подхватила повитуха. – Волосы младенцев, как и цвет глаз, могут вполне измениться с возрастом. Рано судить, каким он станет месяца через три.

Но и через три, и через пять месяцев цвет волос маленького Марселя Годара не стал светлее. Как и карие глаза, едва заметно приподнятые к вискам. Огюстен мрачнел, он всё больше чувствовал неприязнь к ребёнку. Право же, такое чувство, что им навязали подкидыша. Уму непостижимо, нянька и кормилица уверяют, что мальчонка спокоен и не доставляет хлопот, но стоит родной матери взять его на руки или склониться к колыбели отцу, как ребёнок начинает вопить во всё горло. Раздражение завладевало Годаром настолько, что подчас он начинал сожалеть, что младенец не помер при родах. Манон и сама никак не могла ощутить себя матерью. Ей отчего-то было страшно оставаться с сыном наедине. Женщина боязливо слушала ежедневные замечания мужа о тёмных волосах Марселя и его вздорном нраве. И обмирала от ужаса, что супруг, чего доброго, заподозрит её в измене. Как можно лепетать наивные оправдания, если при соломенно-жёлтых волосах матери и жидких русых прядях отца мальчик наделён тёмными кудряшками, что день ото дня становятся всё чернее. Ночи напролёт Манон пыталась припомнить страшную сцену возле болота, заставляя себя вновь пережить страх и боль. Может, проклятый призрак овладел ею? И судорожно всхлипнув, она мигом гнала от себя эту кошмарную мысль. Ведь она ждала ребёнка задолго до мучительной встречи.

Но как бы там ни было, когда доведённый до крайности подозрениями и злобой на навязчивые размышления Годар распорядился отправить сына в деревню, Манон и не подумала возразить. В конце концов, знатные господа частенько растят детей вдали от дома. Такой поступок не вызовет удивления. И в один прекрасный день лакей и нянька отправились к мамаше Журден.

Вялая, неповоротливая кормилица Элиза Журден получила корзину с Марселем Годаром, плату за полгода и наставлениями не быть слишком многословной, что касается семьи ребёнка.

Супруги Годар обменялись молчаливыми взглядами и вздохнули с явным облегчением. Спокойствие в доме куда важнее слащавых сантиментов. Манон повеселела, избавившись от страха, что её сочтут изменницей. А Огюстен – от возможности недругов злословить о мужьях-рогоносцах.

– Эй, Марсель! Вот несносный парень! – крикнула мамаша Журден, стоя возле колодца в окружении соседок. – Нет, вы только взгляните, босоногий сеньор шагает с таким заносчивым видом. А меж тем гуси того и гляди, разбегутся по всей округе.

Женщины расхохотались.

– Да, Элиза, кажется, должность кормилицы оказалась не слишком завидной, – подмигнула тощая, словно вязальная спица, Клотильда.