Микола Гурович тем временем продолжал: – Но не во мне дело. Вы с самим товарищем Быковцом-то говорили? Лично я слышал, что он сам себя недавно прилюдно осудил. Покаялся, признался в националистических перегибах, исправился и получил новое место службы. Новую жизнь…

Света таких новостей не знала, но даже если и так, то это ничего не меняло.

– Быть может, товарищ Быковец и зажил новой жизнью, но библиотеку-то это не откроет!

– Ох, Света! Какая библиотека, когда речь идет о человеческой судьбе? Оставьте вы этот вопрос, не морочьте бедному Быковцу голову… – Микола Гурович смотрел на собеседницу с явным сожалением, будто на глупого, ничего не понимающего ребенка. – И вот еще! – добавил он после неловкой паузы. – Передайте привет батьке и никому не пересказывайте наш разговор. Да и лучше не общайтесь на подобные темы в нашем доме. В «Слове» каждое слово мгновенно разлетается на цитаты. Понимаете? – Света завороженно кивнула, а Микола Гурович вышел из тени деревьев, расправил плечи, по-мужицки потянулся и с наигранным весельем громко проговорил: – Я еще немного прогуляюсь, и домой. Хотите, поднимайтесь. Антонина будет вам рада. У нас как раз сейчас в гостях профессор Соколянский и его подопечная Леночка. Она, хоть из незрячих, но работает с профессором как секретарь. Вы знаете, что делает профессор? О! Это великий человек. Он обучает незрячих и слабовидящих людей. Передовые методики его школы позволяют слепым жить и работать наравне с прочими советскими гражданами. – Микола Гурович задрал голову, показав на длинный балкон третьего этажа, поделенный на две части ажурной решеткой. – Та часть, что поменьше, наша, – пояснил он Свете. Увидев на балконе чей-то силуэт, он приветливо замахал рукой. – Это Леночка, о которой я вам говорил. – Потом стукнул себя по руке, сообразив, что его жестикуляцию никто не видит, и громко сказал: – Елена, добрый вечер! Я скоро поднимусь! Заканчивайте чаевничать, и потолкуем.

Света непременно пошла бы знакомиться с гениальным профессором Соколянским, но тут калитка ограждения распахнулась и за ней показались Коля и Морской. Да такие встревоженные, что мысли о милом чаепитии с Антониной Кулиш улетучились из Светиной головы вместе с остатками идей писать про библиотеку.

– Что случилось? – хором спросили друг дружку Света и Коля, и тут же оба ответили: – Я тут по делу, а ты зачем? Вот это совпадение!

Как всегда в подобные моменты, ощущая, насколько сходятся у них и мысли, и помыслы, и вот, даже маршруты, супруги обнялись, радостно улыбаясь.

– Поразительное единодушие, – недовольно фыркнул Морской. – Но, кажется, у нас есть занятия куда поважнее, чем эта ваша любовь-морковь…

Света хотела было возмутиться и даже ввернуть что-нибудь едкое, мол, отсутствие Ирины явно плохо влияет на поведение и характер товарища Морского, но Коля отстранился и принял сторону журналиста:

– Да-да, сейчас не время, – сказал он и ошарашил ее неожиданным: – У нас убийство. И нам срочно нужно побывать в одной квартире этого дома.

Ничего не понимая, но и не задавая лишних вопросов, настороженная Света проследовала за Колей и Морским в обход дома и, поднявшись на второй этаж, подошла к уже знакомой ей двери Эльзы Триоле. На этот раз на цепочку никто не запирался, дверь вообще была приоткрыта. Морской решительно шагнул в комнату, оставив друзей в тени коридора.

– Как хорошо, что вы пришли! – Эльза Юрьевна вскочила из-за печатной машинки и кинулась к Морскому.

– Дверь была… – начал объясняться он.

– Я знаю. Душно, потому не закрываем. Чтобы наколдовать сквозняк, как говорит моя мадам Бувье. Послушайте, мне срочно нужен «Капитал» Маркса. Свой я куда-то задевала. Сможете раздобыть? Я спросила одного соседа, что прогуливался тут под балконом, он сказал, что посмотрит, и что-то долго не идет. Думаете, просто проходил мимо? Нет-нет, не проходимец. Он точно из соседей. Я слышала его голос раньше, а сейчас узнала, когда он переговаривался с дворником. Он единственный в этом доме говорит на русском, а не на украинском.