Хотя 23 июня в первом же после нападения нацистов выпуске «Правды» большой русский патриот Ем. Ярославский зафиксировал: «Великая Отечественная война советского народа», до Великой Отечественной еще было далеко… К тому же бывало и ошибались. В 14-м тоже заявили: «Вторая отечественная», «Великая всемирная(?) отечественная», «Великая отечественная». В Петрограде с 30 августа 1914 г. выходило даже печатное издание «Великая отечественная война». И что? – Не потянули, да и надобности не было. Речь не шла о том: «быть или не быть»…

Масштаб катастрофы 41-го (в 42-м продолжилось) был беспрецедентным. Военное и государственное поражение. РККА образца июня практически перестала существовать. Немец взял до 1 млн. км>2 и подмял под себя около 65 млн. человек. – Да, что там, вермахт уже входил в Москву. 30 ноября в зимнюю ночную пургу немецкие мотоциклисты были обнаружены вблизи нынешней станции метро «Речной вокзал». Следующей ночью, на 1 декабря, был сброшен авиадесант на Воробьевы горы и в Нескучный сад. До Кремля оставалось четыре километра.

«Зима, Барклай иль русский бог». Не морозы, не Жуков, не гнилой сталинский режим, посыпавшийся от сокрушительных ударов германцев, но – люди, которые в ходе войны вновь станут народом, а не классами, прослойками, винтиками, которые начнут вспоминать: отечество, родина, семья, дом, а не «троцкистско-бухаринские убийцы», «мировая революция», «пятилетка в четыре года». В фильме Алексея Германа «Двадцать дней без войны» фронтовик, которого гениально играет Юрий Никулин, выступает на заводском митинге в тылу, куда он ненадолго попал. И спокойно, буднично, хотя и с внутренней гигантской силой, говорит: «Они думали, что победят они, а победим мы». В этот момент и его лицо, и лица рабочих (женщин и подростков в основном) настолько убедительно несокрушимы и убеждены в своей правоте, что абсолютно ясно – победа будет за нами. Началась Отечественная война и более того – Освободительная для русского народа. От сталинского коммунистического режима. Еще раз: Отечественная стала, помимо прочего, войной за самоэмансипацию народа от людоедской системы, стала первым этапом самоосвобождения.

Кстати, и Людоед начал что-то понимать. Еще 30 сентября в разговоре с американским дипломатом заметил: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию… Может быть, будет сражаться за Россию». Потом в речи на параде 7 ноября его знаменитый ряд наших великих предков, в разные эпохи спасавших родину. И наконец, через несколько дней после развертывания контрнаступления советских войск под Москвой со всех военных газет снимается лозунг: «Пролетарии всех страх, соединяйтесь!» (10 декабря).

Итак, Война перестает быть советско-нацистской, советско-германской, постепенно превращаясь в Отечественную и освободительную. В ней вновь обретены Отечество и история. Когда-то Первая Отечественная 1812 года принесла русским будущее, их собственное великое будущее. До этого мы жили заемным (у Европы) умом, временем, будущим. Оно рисовалось нам по «ихним» стандартам. А теперь у нас было наше. Ведь мы совершили такое! И еще совершим! И дойдем (дошли) до Парижа! Голова закружилась от восторга (за несколько десятилетий до того предтеча главной русской славы А.В. Суворов, в спазме самолюбования и гордости, восклицал: «Мы – русские! Какой восторг!»). И, закружившись, создала великую культуру.

Вторая Отечественная вернула русским историю, которую отобрала у них Октябрьская революция и КР-1, с его абсолютным ужасом, насилием, попыткой универсальной переделки. Русские вновь начали становиться нормальным народом со своим прошлым. Ведь, действительно, СССР – название никогда не существовавшей страны (без прошлого). И, как я уже неоднократно писал, страны, не связанной с определенной территорией (по Конституции 1924 г. в СССР могли в принципе войти все те государства, которые встали на путь коммунизма). То есть СССР в строгом смысле слова и не страна вовсе, а нечто совершенно иное. «Мир-система» в интенции. И советский народ строился как некая новая, никогда не бывалая, историческая общность (хотя и назовут его так позднее). У этой общности не должно было быть не только прошлого (истории), но и религии, собственности, семьи, права и т.д. У ее членов отнимались имена и присваивались «новоделы» – клички, как животным. «Интегратором» этой «исторической общности» являлись беспрецедентный массовый террор, вызывавший полностью парализующий человека страх, и коммунистическая идеология, состоявшая из низкопробной смеси вырванных из нормального контекста обрывков религии, науки, традиционных мифов, суеверий и пр.