Мира Кригер и Аня Валенкова как-то пришли в школу в шапочках-испанках, похожих на пилотки, говорили, что им их привезли из Испании, но оказалось, что их сшили в Москве. Потом Аня Валенкова, дочь начальника пожарной части, рассказывала об обороне Мадрида, на который фашисты шли четырьмя колоннами, а внутри города при этом пряталась «пятая колонна» из диверсантов и предателей, но республиканцы их победили и всех прогнали.

– Папа говорит, что и у нас много предателей и врагов советской власти, они только и ждут, чтобы на нас фашисты напали, а потом ударят в спину Красной армии, – сказала Аня. – Но их скоро всех найдут и будут судить.

– Их надо расстрелять всех, – Тенгиз, сын военного врача, говорил с небольшим акцентом, но только когда спорил или сердился.

О врагах, которые пока скрываются и готовятся ударить в спину советскому народу и Красной армии, не в первый раз уже слышал Федя в разговорах взрослых. Надо было идти снова к дедушке Васе, всё узнавать.

– Враги наверняка есть, но среди наших родных и друзей такие не водятся. И помни о своём «ленинском слове», никогда ни с кем не говорить о таких вещах, – дедушка Вася помрачнел. – Возьми и прочти лучше «Капитанскую дочку» или «Вечера на хуторе близ Диканьки», тебе уже пора приниматься за серьёзное чтение, а не ерунду всякую читать.

Он имел в виду Корнея Чуковского и сборники народных русских сказок и былин.

На следующий 1937 год, наконец, в конце мая десятилетний Федя совсем переехал летом жить на дачу. Их участок находился на Интернациональной улице, куда можно было попасть со станций Быково и Ильинская Казанской железной дороги. Путь от площади трёх вокзалов в Москве занимал всего около 35 минут, а от станции Быково до их дачи ещё минут 20.

Теперь участок просто нельзя было узнать: стоял большой двухэтажный дом с балконом и с двумя верандами, а внутри с двумя голландскими печами, с шестью комнатами внизу и четырьмя наверху, считая мансарду. Маленькая веранда выходила в сторону ворот, большая – всад.

А вот сада ещё как такового и не было – среди двенадцати могучих сосен сидели саженцы яблонь, слив, вишен, крыжовника, ирги и малины. Вдоль забора тянулся жидкий рядок спиреи, боярышника, сирени с отдельно стоящими саженцами американского клёна, рябины и туи. У ворот посадили дубок и каштан, разбили несколько цветников с маками, маргаритками, душистым горошком, анютиными глазками и львиным зевом. У колодца посадили помидоры и огурцы и стали засаживать целую плантацию клубники. Всё это обещало плоды в будущем, но сейчас это надо было покупать на рынке в Ильинском или Малаховке.

И вот в июне того же 1937 года вся семья впервые собралась на даче в Ильинском. Адам Иванович облюбовал место в саду за столиком у молоденькой рябины, молодые туи скрывали его от взглядов с улицы, он что-то читал, выписывал, задумывался, потом ходил по тропинке. Лягушка, ёжик или соседский кот вызывали у него улыбку, но немного нервировал грубый лай собаки Рекса с соседней командармовской дачи. Дедушка Адам морщился и говорил, что собаку нельзя держать все время на цепи, с ней надо гулять и заниматься, а не то у собаки мозги свернутся набекрень.

– Вася, ты бы видел лицо его жены. Где они таких жен берут? – бабушка Аня презрительно скривила полные губы.

– Это не проблема – найти, таких много, но не всем из них достаётся командарм, некоторым пьяница-слесарь, который их колотит и тем самым облагораживает их натуру, – дедушка Вася был в своём «репертуаре».

– Вася, ты опять со своими шутками! Ну, скажи на милость, как можно облагородить натуру побоями? – вступила в разговор Татьяна Ивановна.