– Ну, и чем это для Наполеона закончилось? – Анна Владимировна собралась и воспрянула духом. – Русскими в Париже, так, если я не ошибаюсь!

– А я ничего и не говорю, мы победим их всё равно, но какой ценой? При Наполеоне Москву сдали, и она сгорела. Крови много пролилось тогда.

– А вот мы посмотрим, я думаю, что завтра же наши войска их погонят, – заявил Федя и умчался обсуждать новость с товарищами.

Там звучали героические речи, старшеклассники рвались на войну, хотели завтра же идти записываться добровольцами на фронт, особенно ярко выступали Таня и Наташа, им было уже по 16 лет, и они мечтали о подвигах. Самым неприятным было сознавать, что Феде всего 14 лет, Ване – 15 и только обоим братьям Волошиным – по 17 лет, они окончили семилетку и теперь в техникуме учились на машинистов.

Пока на углу Рабочей улицы и Гражданского переулка шли обсуждения ситуации среди юных советских патриотов, Василий Дмитриевич в спальне ловил радиопередачи на немецком и английском языках. Вести были неутешительные: немцы утверждали, что двигаются вперёд, не встречая сопротивления и забирая в плен советские войска, из Лондона доносились тревожные известия, новости советских станций были не вполне внятными, что уже само по себе говорило о сложной ситуации. Одно было ясно, что немцы использовали эффект внезапности.

«Надолго ли им его хватит? Ну на неделю, на месяц, а дальше регулярная советская армия стабилизирует фронт», – надеялся Василий Дмитриевич.

Появился к вечеру Николай, его срочно вызвали в наркомат, он прилетел прямо в Быково.

– Ну что, Коля, ты помнишь наш разговор два года тому назад. Тогда подружиться с Гитлером казалось мудрым, и что из этого вышло? – Василий Дмитриевич скривил губы. – Не удалась сделка с дьяволом, обманул лукавый.

– Папа, прекрати, кто мог знать тогда, что будет.

– Ну да, и к нападению мы не приготовились, но зато за два года разозлить румын и финнов успели. Ведь ещё не было тогда ясно, будут ли они воевать на стороне немцев. Но после «финской войны» и отобрания у румын Бессарабии надо вскоре ждать их к нам «в гости». А ещё итальянцев, венгров, японцев, испанцев, а может, и болгар с турками. Вот она, «мудрость» вождей!

– Папа, не надо, эти разговоры уже смысла не имеют, сейчас начнётся мобилизация, и мы все будем сражаться, – Николай выглядел рассерженным.

– Сражаться, да, это мы можем, вот как раскачаемся месяц-другой, так сразу и начнём! Только где к этому времени будут немцы, вот это вопрос.

– Думаю, что их остановят на нашей старой границе, на «линии Сталина».

– Ну, будем надеяться… – закончил этот разговор Василий Дмитриевич.

Соня уехала с Николаем и дедушкой Васей в Москву, оставив Федю с двумя бабушками, Боженой и Дусей. Божена молилась по-польски, Дуся плакала, боялась, что её мужа Сашу заберут на войну. Анна Владимировна волновалась за труппу МХАТа, которая была в Минске, – передавали, что немцы бомбили город. Федя тоже слушал по радио передачи, ловил на коротких волнах новости из Москвы, Берлина и Лондона. И тут уже ему стало страшно: по всему было видно, что наши разбиты и отступают. Он ждал дедушку Васю, который уехал на время в Москву, с которым он мог обсудить всю ситуацию прямо и откровенно. Обе бабушки просили его ни в коем случае не обсуждать с друзьями то, что он услышал по радио, но в их юную дачную компанию уже проникли новости от лётчиков и диспетчеров аэропорта.

Прошло три дня, и поступило распоряжение всем сдать радиоприёмники в пятидневный срок. В Москве Василий Дмитриевич с Сашей отвезли подаренную Адаму Ивановичу на юбилей радиолу СВГ в почтовое отделение на Центральный телеграф, сдали её под расписку, а Федя с приятелями отвёз на станцию Быково на почту свой новенький «Пионер».