Но в то же время…

Эх, Михаил. Столько лет мы вместе прожили, пуд соли съели, семь пар железных сапог износили. Не думала я, что вот так потеряемся. Во времени? В разных мирах? Поди теперь угадай.

А может, он как я? Тоже где-то здесь? Ну может же?

Только вот земля большая. А Мишенька мой ничего не знал о своих корнях до революции. И как его найти — непонятно. Почти без шансов.

Но ведь почти — это же не безнадежно?

А значит, я должна выжить. Как-то наладить собственное существование. О ребенке позаботиться, ведь дочь Эммочки ни в чем не виновата. А потом — искать. Вдруг?

«Вдруг» — волшебное слово. Оно придало мне решимости совсем другими глазами посмотреть на развалины, в которых предстояло жить. Ничего, голова на плечах есть, знания из нее никуда не делись, решительности не занимать. Осилю!

7. Глава 7

Мои раздумья прервала Павловна, негромко ругавшая кого-то:

— Да что за придурь такая — хлеб жарить? Не была бы рука занята — дала бы подзатыльник.

— Слышал, будто у заморских господ так принято, «гренки» называется, — ответил юношеский басок.

В столовой появилась няня с большим горшком, откуда доносился непривычный, но по моему нынешнему состоянию вполне аппетитный аромат. А также парень с тарелкой, на которой лежали куски жареного хлеба.

— Не гневайтесь, барыня, — сказал он, — хлеб сегодня не пекли. Вчерашний дворня поела, а позавчерашний совсем сухой. Я его в коровьем масле поджарил.

Я могла бы придраться, что некоторые куски подгорели. Но сейчас главным было другое — парнишка проявил инициативу, вместо того чтобы угостить хозяйку залежалым хлебом. А добрая инициатива, как я уже поняла, здесь в дефиците.

— Спасибо, хорошо услужил, — улыбнулась я.

Юноша застыл от удивления.

Да уж, их тут не балуют комплиментами.

— Как тебя звать? — спросила я, попутно пожалев, что дворовым не положены бейджики с именами. Кстати, может, ввести?

— Алексейка, кузнецов сын, — представился парень. — Прислан был на кухне помочь.

— Вот что, Алексей, — улыбнулась я, — сегодня ты отдыхай, завтра поговорим.

Алексейка удалился под ворчание Павловны. А я принялась за еду.

Щи оказались резкими и кислыми на вкус. Со слов няни я поняла, что варили их из прошлогодней капусты, как-то дожившей до нынешнего сентября. Я вспомнила все, что знала об этом продукте, поняла, что в данном случае ботулизм исключен, и доела все.

Вообще-то вкусно… на голодный-то желудок.

— Эмма Марковна, я самовар поставила, — сказала няня.

Кстати, хорошая идея. Надо бы проверить местный буфет или бакалейный отдел. Чай, кофе, кондитерку. От утреннего кофе я бы не отказалась.

Пока на стол собирали самовар, я прошла в буфетную. Увы, ее состояние было таким же плачевным, как у всего остального дома. Правда, если принюхаться, можно догадаться, что когда-то в серванте хранили что-то связанное с корицей и апельсинами — может, цукаты? А так ни чая, ни сахара. В углу, заросшем паутиной, нашелся дырявый мешочек с заплесневелыми кофейными зернами. Видимо, на них просто не покусились.

М-да… Ладно, кофе можно прогреть на сковороде, а на первое время хватит дорожных припасов. Спасибо, посуду не растаскали. Но протирать забывали.

Что ж… будем щи хлебать, пока не разберемся, как дальше жить. Все равно первым делом надо придумать что-то с утеплением дома. Сейчас на дворе только осень, а жить уже невозможно. Что же будет зимой?

И как вообще выкручиваться в этом веке, имея весьма скудные ресурсы? Тут социалка не предусмотрена… Нет, мне грех жаловаться, я не крепостная девка и не бездомная нищенка. Но недалеко ушла от последней, если честно. Этот дырявый сарай назвать домом — надо обладать воображением и наглостью, которых у меня нет.