Слово же «славные», буквально «люди имени», т.е. имеющие имя также указывает на особое знатное происхождение этих царственных отпрысков.
Земные владыки (а в древности такого звания могли удостоится только наиболее сильные, мужественные и жестокие люди, ибо власть приходилось захватывать силой) насильно брали в жены самых лучших и красивых женщин. От этих браков рождались рослые, мужественные, красивые, но еще более жестокие мужчины.
Прийти именно к такому выводу побуждает нас анализ слов, используемых в тексте. Если бы речь шла о смешении праведников с нечестивыми женщинами (сифитов с каинитками), то мы видели бы в тексте намеки на постепенное угасание праведности. Ведь праведный отец, даже неудачно женившись, все же сохраняет свое доброе влияние на сыновей. Выхолащивание доброго начала требует смены нескольких поколений.
Но здесь мы видим, как злоба, насилие и развращенность в каждом последующем поколении возрастают в геометрической прогрессии.
В этом же нас убеждает и следующий принцип:
Принцип литературного контекста и авторского замысла
Здесь не зря подчеркивается идея величия потомков от этих браков. Исполины – сильные. Князья – сильные. Дочерей брали силой. Люди умножились, усилились, возомнили себя Богами. Уверились, что сами вправе устанавливать моральные нормы, попирая Божьи установления о браке.
Похоже, что Моисеем двигало не желание показать смешение праведности с неправедностью, не «смешанные» браки между сифитами и каинитами волновали его (у самого была жена ефиоплянка, хотя и верующая). Моисей пытался показать, как грешное человечество настойчиво стремится занять место Бога и прославиться. Недаром, позже история повторится, когда герой-охотник и воин по имени Нимрод станет идейным вдохновителем строительства Вавилонской Башни.
Авторский замысел тут явно далек от стариковского брюзжания на тему: вот, мол, молодежь развращаетс, мир потихоньку рушится, уже и «монтеки с капулетями» породнились.
Здесь напряжение не угасает, но возрастает. Автор передает ощущение лавинообразногоумножения греха. Не разбавления праведности греховностью, а распространения греховной заразы от низов до самой верхушки человеческого общества. От поколения к поколению не ослабевает праведность, но ширится и множится грех, принуждение, бунт против Бога. Дух Божий в пренебрежении, земля стонет от насилия, царские сынки делают себе имя, умножая грехи отцов. И на пути у распространения греховных действий и помыслов встает Божий суд: всемирный потоп.
Принцип исследования исторического контекста
Аллен П. Росс вводит нас в исторический контекст:
Характерно, что в угаритской литературе (как и в литературе других народов) цари описываются как боги и полубоги. Неудивительно, что язычники поклонялись им. Многие мифы называют великих правителей и воинов отпрысками богов. В памятниках угаритской литературы он’лм («сыны богов») относится как к составляющим небесный пантеон, так и к земным царям. Так в одной из легенд рассказывается о том, как главный бог небесного пантеона – Эль – совратил двух земных женщин. От их союза с Элем произошли Схр («Заря») и Слм («Сумерки»); две эти богини, по-видимому, соответствовали Афродите в греческом пантеоне богов. Так что в представлении язычников боги «появлялись на свет» в результате союза между богами же и людьми. Любой мифический персонаж, наделенный сверхчеловеческими способностями, в частности, человек исполинского роста, казался язычнику «сыном Бога». Содержится в Быт. 6:1—4 и полемический элемент. Полемика направлена против языческого верования, что исполины и сильные люди, издревле отмеченные славой как герои (см. окончание ст. 4), – божественного происхождения, и что бессмертия можно, следовательно, достичь ценой безнравственности.