Вот поэтому-то и незачем ныть. И не то что незачем – некогда. Программа на сегодня насыщенная. Сейчас – в «Семейный вестник», договориться там насчёт «Школы Смысла», тут важно, чтобы статью дали не позднее декабря, иначе можно не успеть к началу истерики… а начинать её в будущем году никак нельзя, поблекнет на фоне налогового кодекса, который власть собирается сделать новогодним подарком для своих смиренных подданных.

Затем надо на интервью к госпоже Сабитовой, материал совершенно бесполезный, но зарплату в «Московском свистке» надо же чем-то отрабатывать. Не то чтобы нельзя было обойтись без их денег, просто в поле тяготения «Свистка» порой появляются очень интересные фигуры.

После Сабитовой – встретиться с Хлястиком на квартире в Толмачёвском переулке. Сырые стены, рыжие тараканы на кухне, запах гнили. Да и человечишко он гнилой, Хлястик, жадный и совсем дырявый, но без него порой никак не обойтись. Во всякой бочке затычка.

Потом – домой, поработать с текстами. Не по щучьему же велению они пишутся. К четвергу надо сдать «кадетов» в «Семейный вестник», к понедельнику – математика Смирнова в «Широкий угол».

И, наконец, в семь вечера поэтическая тусовка в клубе «Дюралюминий». Беломорцев там будет, Мишкина, Глухарёв… есть кого послушать.

Мобильный пропиликал мелодию из «Иронии судьбы». А, понятно, кто. Бедняга.

– Игорь Михайлович, добрый день, это Степаненко беспокоит. У вас найдется для меня минутка?

– Конечно, Александр Ильич, хоть полчаса. Только я на улице, слышно плоховато. Ну, что у вас?

– Неприятности у меня, Игорь. – Глухой голос Степаненко напоминал сухую траву в степи, после долгого и жаркого безводья. Такая, чуть что, пойдёт полыхать рыжими волнами от края и до края, мгновенно от слуг жизни переметнувшись к слугам смерти. – Лабораторию забирают. Грант забирают, отчётность шерстят совершенно инквизиторским образом.

– Ничего себе! – старательно присвистнул Игорь. – И это после нашей публикации? Я был уверен, что теперь-то все ваши недоброжелатели поутихнут. Значение ваших исследований для российской науки… да что там для российской – для мировой…

– Увы, Игорь Михайлович, я подозреваю, что как раз с публикацией это и связано. Мы с вами расшевелили осиное гнездо. В частности, зря там был абзац про учебник Снегирюка… вы знаете, кому передают лабораторию? Петечке Хмаровицкому, его главнейшему лизоблюду…

– Ничего себе! – собственный голос показался Игорю похожим на гнилые листья под ногами. – Но вы же согласовали текст, я был уверен, что эти ваши академические подводные камни вы знаете лучше меня…

– Игорь, – взволнованно затараторил Степаненко, – я ничуть вас не виню, это, безусловно, моя оплошность. Просто увлёкся, недооценил… Я ведь чего звоню? Может быть, получится сделать ещё материал? Может, в другом издании… Пусть все увидят этот погром. Может быть, удастся привлечь общественность?

Игорь немного помолчал.

– Я понял ситуацию, Александр Ильич. Ничего, конечно, обещать не могу, но постараюсь что-то сделать. Прощупаю почву. Вы только сами не раскисайте, любые неприятности – не вечны. Держитесь! Ну, счастливо, я побежал.

И отбой звонку. Во рту было противно, будто наелся плесени. Светлый человек Александр Ильич. Бриллиант в куче дерьма. Слишком светлый. Его работы в нейролингвистике уже сейчас можно считать сенсацией, а если кто-то со временем догадается скрестить их с исследованиями женевского института… Ну, теперь-то уж вряд ли. Академик Снегирюк взялся за него всерьёз. Чем-то этот Снегирюк удивительно похож на губернатора Кроева, хотя тот, наверное, страдательный залог от подоходного налога не отличит. Таким палец в рот не клади. Степаненко ещё не знает, что по результатам проверки отчётности ему соорудят уголовное дело. Правда, удастся склонить судью на условное, это уже схвачено. Но заставят выплачивать. А ещё через пару месяцев сделают Александру Ильичу предложение, от которого ему трудно будет отказаться. Словом, на этом фронте прорыва пока можно не бояться.