– Аргументы? – прищурился Вадим Александрович.

– Аргументы я сто раз уже приводил. Но могу и в сто первый. Такое наглое, циничное зло не вписывается в рамки обычного здешнего зверства. Оно реакцию вызывает, возмущаются люди, и возмущённый разум у них кипит. В таком состоянии они открыты воздействию самых разных смыслов. В том числе и нежелательных. Энтропия понижается, понимаете? Князь, ну вот смотрите. Если б этот Кроев просто воровал по-тихому, пилил бюджетики, брал откатики – на него никто бы и внимания не обратил. Психология обычного человека – меня не трогают, и ладно. Ну, дороги плохие. Ну, детские пособия маленькие. Ну, цены на коммунальные услуги высокие… перетопчемся, перетерпим, сэкономим. А вот когда нагло отбирают твою собственность, чисто по-бандитски – тогда каждый подумает: а когда моя очередь? И столько, знаете ли, мыслей тогда появляется, такие горизонты могут открыться… Это как камень – на нём ножи могут тупиться, а могут и затачиваться…

– Гарран, – вздохнул Вадим Александрович, – ты ведь знаешь: мы не должны вмешиваться в политику. Просто права такого не имеем. То, что ты говоришь – оно не лишено логики, но и эти мысли – очень не новые, уж поверь старику. Я тоже это в сто первый раз отвечаю… Поэтому, – он выпрямился и внимательно посмотрел на Игоря, – постарайся больше ни во что подобное не влезать. Из этой истории выкручивайся самостоятельно, умения тебе хватит. По физику своему работай, по церковным делам не лезь, не потянешь. Следующая связь – через две недели. Надеюсь, к этому сроку у тебя по Таволгину будет ясность. Ну всё, малыш, ступай.

Вадим Александрович выхватил саблю и очертил клинком круг. Мгновенное движение – только травяной свет месяца отразился на полированной стали. А потом в воздухе возникла багровая окружность диаметром в человеческий рост, засверкала языками холодного пламени.

– Да, – напоследок добавил князь, когда Игорь уже одной ногой шагнул в плотную тьму, – босиком-то не ходи. Простудишься.

…Как всегда после связно́го сна, в первые секунды болели глаза. Игорь проморгался – и отпустило. Та же комната, тот же монитор высвечивает письмо неизвестного доброжелателя, та же чашка с недопитым чаем. И тебе, увы, снова тридцать пять.

– На самом деле деньги – это не главная наша проблема, – вздохнул Алексей Павлович. – То есть их тоже, конечно, не хватает, но как-то всё же решается. То грант выбьем, то спонсор какой-нибудь нарисуется… Самое главное – это родители. Понимаете, Игорь, они отдают нам детей, когда, извините за выражение, их в одно место клюёт жареный петух… ну, это вы в текст, конечно, не включайте.

– Не волнуйтесь, – улыбнулся Игорь. – Я пришлю статью на согласование, сделаете нужную правку. Мы собеседников не обижаем.

Собеседника и впрямь обижать не хотелось. Немолодой уже, в прошлом году шестой десяток разменял, но седины почти незаметно, а глаза совсем детские, с искоркой. Про Кондратьева порой говорили, что он до сих пор никак не может повзрослеть, что ведёт себя как двенадцатилетний пацан – но сейчас Игорь ясно видел: брехня. Наивностью Алексей Павлович уж явно не страдает. Оно и понятно: наивный в этом сером кожаном кресле и дня бы не продержался.

– Так вот, смотрите, что получается, – меж тем продолжал директор. – Подросток связался со шпаной, пьёт, курит травку или даже колоться начинает, или с головой уходит в компьютерные игры, до умопомрачения, или превращается в какой-то комок злости… и вот тогда мама с папой бьют тревогу. Начинают бегать по психотерапевтам, паникуют, плачутся знакомым… в итоге узнают про нас. Отдают нам ребёнка – и всё, и можно расслабиться. Но мы не волшебники, а корень проблемы – всё там же, в семье. Пока они живут как раньше, ведут себя с детьми как раньше – толку не будет. Практически всё, что мы тут даём детям, исчезает максимум за полгода… Понимаете?