Надо же, спустя четыре года столичная фифа, поджав свой красивый хвостик, решила вернуться домой!

Его горькие размышления прервал дед. Кондратьевич появился на стеклянном горизонте второго этажа, и все сотрудники замерли за своими прозрачными перегородками.

Даже Тамара показалась на фоне начальника охраны миниатюрной красоткой.

— Пышечка, твой босс у себя? — скользнув полным вожделения взглядом по разрезу на клетчатой юбке секретарши, пробасил Василий Кондратьевич.

— Ждет, — томно выдохнула Тома и игриво заправила черную прядь волос за ушко пухлыми пальчиками с алым маникюром.

— Василий Кондратьевич, добро пожаловать, — лениво протянул Харитонов.  — Для тебя есть работа.

На губах начальника охраны заиграла садистская улыбочка. Они понимали друг друга с полуслова.

— Кто нагадил на этот раз?

— У Наты проблемы. Пухляш собрался увольняться.

Лицо деда вытянулось в удивлении.

— Да как он может? Наташенька же у нас в положении!

— Вот и я о том же. Придется нам с тобой убедить Пухляша остаться на рабочем месте.

— Кастет брать?

— Нет. Возьми веревку. Только прочную. Клиент имеет лишний вес, а его надо будет подвесить за ноги.

Дед хохотнул.

— Прости, малыш, никак не могу привыкнуть, что ты у нас теперь глава издательского дома.

— Думаешь, легко быть боссом? Это у папы все получалось. Мне до него далеко. А еще мама со своим эмоциональным расстройством, беременная Ната… И почему папа от нас ушел? Как он мог?..

Дед похлопал его по плечу мощной рукой.

— Андрей, смерть не выбирает.  И, да, боссом быть трудно. Но ты справишься. Я в тебя верю. Если что, дед всегда рядом.

— Спасибо. Знаешь, кастет тоже возьми. И дубинку.

— Как скажете, босс.

— Тамара! Если меня будут спрашивать, я буду завтра в девять тридцать! — сообщил секретарше Харитонов и снял черный пиджак со спинки кресла.

Подлый помощник Наташи открыл дверь и удивленно крякнул. Лицо Пухляша, обычно напоминающее сочный беляш, на этот раз было в гриме. Волосы были тщательно уложены гелем, брови прорисованы карандашом.

Украшенная кружевами и рюшами белая шелковая рубашка делала его еще необъятнее, а странные белые колготки и чешки на ногах заставили Кондратьевича икнуть.

— Вам чего, Андрей Владимирович? — с подозрением покосился на канат в руках у Кондратьевича Пухляш. — Если вы по поводу журнала «Горячие штучки», то сразу скажу – говорить не о чем. Я тороплюсь на репетицию.

— Как же так, Платон? Ты что, не рад гостям? — гадко улыбнулся Харитонов.

— И кофе не угостишь? — Кондратьевич хрустнул пальцами и игриво подмигнул загримированному Пухляшу.

— Не сегодня, ладно? За мной сейчас заедет машина. У меня выступление в театре.

— А ты, значит, балерун? — поморщился Харитонов.

— Нет такого слова. Но если вам так понятнее, то все верно. Я занимаюсь в балетной студии, — гордо выпятил грудь вперед Пухляш. — И не умоляйте  меня вернуться в «Горячие штучки». Ничего не выйдет. Я нашел спонсора, который готов вкладывать средства в мой талант.

— Не умолять, говоришь? — чувствуя, как в груди закипает ярость, прошипел Харитонов. Толкнул нерадивого помощника в плечо, и тот оказался в холле. Кондратьевич плотно прикрыл входную дверь и со знанием дела размотал канат.

— А летать вниз головой любишь? — с придыханием поинтересовался он.

— Эй, вы чего?.. — опасливо посматривая на полицейскую дубинку в руках у Харитонова, попятился в сторону гостиной толстый балерун.

— А ну, давай, станцуй нам, птичка! Что там у тебя за партия в «Лебедином озере»? — зловеще улыбнулся Кондратьевич, и пухляш все правильно понял. Он со всех ног бросился на второй этаж по лестнице с витиеватыми перилами.