Прием пищи был организован трехразовый. Первые три-четыре дня на обед, как правило, был плов, который, надо отдать должное, узбеки готовили хорошо. Обедали за одним общим столом в жилом помещении, где были размещены кровати. Другого места не было. Еще имелась кладовка, где хранились продукты, боеприпасы и личные вещи военнослужащих нашего гарнизона, она запиралась на замок, а ключ был только у меня. Желание узбеков есть плов руками за общим столом было сразу пресечено. Им пришлось принимать пищу отдельно ото всех. Потом два-три дня готовилось другая крупа и макароны, последние два дня, как правило, ели рыбные консервы – кильку в томате. Выбирать меню особенно не приходилось, было что-то – и ладно. Я максимально следил за тем, чтобы бойцы мыли руки перед едой, ели лук или чеснок, который крайне редко встречался в рационе.
Отдельная статья пайка – это курево. Солдату было положено по норме 17 пачек сигарет в месяц, типа «Пальмира» или «Охотничьи», в простонародье их называли «смерть на болоте» – гадость страшная, дерущая горло, а табак был хуже, чем у знаменитой махорки. Некурящим выдавали сахаром, где-то 500 гр в месяц на солдата. У меня был офицерский паек, который дополнительно включал две банки сгущенки и 30 пачек сигарет «Столичные» в месяц. Так как стол был общий, то и сгущенка была общая и съедалась всем личным составом гарнизона в первые два дня. Про сигареты я узнал только через месяц (не было завоза), и при их появлении ротный сразу отгрузил мне сигаретный паек в 60 пачек со словами: «Кури на здоровье». В итоге бойцы получали по пачке «Столичных» за хорошее поведение, вроде бы как поощрение или когда у всех закончилось все курево.
С танкистами мы располагались под одной крышей, споров и разногласий не было. Офицеры жили в одной комнате, все праздники проводили вместе, а какие на войне праздники: Сто дней до приказа, День танкиста, Новый год – вот собственно и все. Свои традиции танкисты чтили. Ежегодно во второе воскресенье сентября они отмечают свой профессиональный праздник – День танкиста. Не служа в танковых частях, о нем даже и не узнаешь, а тут танкисты – вот они, в охранении дороги и трубопровода. Взводный Юра Федотов построил личный состав, поблагодарил за службу, а вечером после прибытия всех танкистов на пост устроил праздничный ужин, насколько получилось это сделать в тех условиях.
Проложенный трубопровод со стороны зеленой зоны Чарикарской долины, постоянно был в зоне поражения. Практически ежедневно происходила замена простреленных и пробитых труб, что вызывало нервозность командования батальона и бригады. К нам зачастили проверки. Их устраивали заместители командира батальона и начальник политотдела бригады. Каждый проверяющий старался указать нам на недостатки: «Почему здесь не так? Почему там? Вид у личного состава какой-то неопрятный, грязный». Или вообще: «Где вы полдня находитесь, мы вас тут уже три часа ждем. Почему без бронежилетов и касок и что с проведением политзанятий для личного состава?».
Посылать проверяющих подальше было бы как-то не хорошо. Сначала я пытался оправдываться и рассказывать, что мы, мол, стараемся, но не успеваем латать дыры, что трубопровод проложен не в том месте, не хватает элементарного монтажного оборудования, пожар вообще тушить нечем кроме лопаты, да и охрана трубопровода не очень эффективна. Днем еще ничего, а ночью совсем беда. Бронежилетов у нас всего два и те привязаны к двери КАМАЗа, чтобы как-то обезопасить людей, касок не выдавали, а политзанятия – извините: не знаем политической обстановки в стране, не от куда. Позже просто выслушивал все претензии в свой адрес и ждал, когда монолог проверяющего закончится, и он с чувством выполненного долга убудет с гарнизона.