Пошли на большой коллектор. Это такое городское «судное место». Все, от школьников до взрослых дядей, а иногда даже и тетей, разбирали там возникшие разногласия и спорные моменты.

Состоялся плохой бокс.

«Плохим», знатоки называют бокс, в котором не было бокса, а был, скажем, бег, или балет, или дворовая потасовка. Тем же, кто в этом спорте разбирается слабо, но готов заплатить за зрелище большие деньги, «плохо» становится, когда зрелище, не веря, что оно наступит так быстро, просто проморгал, отвлекшись, например, на падающую с бутерброда икру.

Клею под предлогом того, что это не драка, а «бокс», удалось все-таки убедить Лёху одеть боксерские перчатки, что у друзей вызвало сначала недоумение и разочарование в смелости Клея, а затем, когда Лёха с трудом втиснул в них свои огромные кулаки, истерический хохот.

Встали друг против друга. Клей, зная наперед исходы подобных поединков, по-честному, спросил:

– Ты не передумал?

– Давай, давай! – гримасничая, ответил Лёха.

– Руки подними к башке, – посоветовал Костя.

– Давай, давай, чего ты мне «шнуруешь»! – продолжал паясничать Лёха, делая движения руками, как греб веслами на лодке, приглашая противника атаковать. Дружки ржали без удержу.

Его зубам оставалось быть вместе еще каких-нибудь секунд пять.

– Блок поставь плотнее, – дал последнее напутствие Клей.

– Ну, на. И что теперь? – ответил Лёха и поднял руки.

Клей еще секунду подумал, но, поняв, что ничего с Лёхой не поделаешь, и спектакль затянулся, ударил первым.

В разрез плохо сведенных перчаток, новоиспеченный боксер получил жесточайший правый апперкот, очень, учитывая, что Клей ниже Лёхи почти на голову, правильный выбор удара, и оказался лежащим вниз лицом в нокауте.

Бокс потряс не только Лёху. Зрители мгновенно стихли и не в силах шелохнуться, будто под гипнозом, смотрели, как из-под головы неподвижного друга вытекает кровь. Они думали, что Клей, спокойно снимающий с себя перчатки, одним ударом разбил Лёхину голову. На самом же деле, Клей только убрал корпус, чтобы туша не придавила его самого. Если бы он знал, что от встречи головы с бетонными плитами коллектора Лёха останется с рассеченной губой и без пары зубов, может быть, и придержал бы его, но отскочил рефлекторно. И случилось то, что случилось, – к Лёхе прицепилась «погремуха».

Костя, неторопливо одеваясь, подумал, что, позабавив себя воспоминаниями о Лёхиной потере, снова наступило время пообижаться на начальника. И начал припоминать: за что бы? Оказалось, что кроме сегодняшнего «назначения» на «трубу», в котором он сам, по совести сказать, виноват, особенно и не за что.

Виталия Витальевича, по прозвищу ВДВ, «за глаза» называли еще Два Винта. ВДВ потому, что это сокращенно от «Виталий Два Винта», а еще потому что он действительно служил в десантуре. А вот почему Два Винта, – не понято. То ли из-за армейской татуировки на плече, где у самолета, по какому-то немыслимому замыслу кольщика, получились непропорционально большие пропеллеры. То ли из-за маленького Андрюшки, внука Мухомора, который, силясь назвать Виталия Витальевича по имени и отчеству, смог выговорить только «Винт Винталеч», или что-то такое. ВДВ он этим не очень смутил, а вот мужиков со смены очень позабавил.

Это было, когда Виталий Витальевич только устроился на предприятие. Стояли они все вместе, человек десять, у проходной, курили, ждали автобус. На автобусе старший сын Мухомора работал и брал всегда с собой после детского сада Андрюшку. Сажал рядом с собой на мотор в ПАЗике, и ехали они «на завод за дедушкой». Частенько опаздывали минут на десять-пятнадцать, как в тот раз. Да мужикам все равно торопиться некуда. Погода хорошая.