– Доброе утро? – почему-то выходит вопросом.

Золотухин весь кривится и косится на подушки, разбросанные по полу.

– Вот знаешь, у вас оно явно добрее, – недовольно бурчит, вскакивает в прыжке на ноги.

Хоть он и одет в майку и шорты, но я ничего не могу поделать со взглядом, который с наслаждением осматривает его подтянутое тело. Глаза задерживаются на прессе, который угадывается под тканью одежды.

– Скажешь, как можно идти.

Моргаю и резко поднимаю взгляд на скалящуюся рожу Золотухина.

– Не хочу мешать тебе любоваться моим телом, – поигрывает бровями.

А я со стоном падаю на подушку. Закрываю руками лицо и смеюсь.

– Золотце, ты неисправим. Если на тебя кто-то смотрит, это не значит, что он непременно любуется, – заставляю себя все же встать.

Даня тут же тянет ко мне руки.

Беру его и целую в макушку.

– Знаешь, если на меня пялились бы с вожделением мужики, я бы напрягся… а девочкам очень даже можно.

Мирон дергает плечом, одаривает меня хищным взглядом и идет к окну. Выглядывает и с шумом выдыхает. Его плечи напрягаются, а глаза темнеют. Опасно прищуриваются.

– Что там, Мирон?

Подхожу к нему со спины и пытаюсь выглянуть. Но вижу только машину Мирона, на которой мы приехали, и ещё одну машину.

А потом Мирон приоткрывает окно и слышится голос Матвея Яковлевича.

– А, дорогой. Спасибо, что приехал.

– Дорогой, – передразнивает Мирон.

Бросаю на него обеспокоенный взгляд. Его тело словно вибрирует от напряжения. Ревнует… или бесится, что состояние деда уплывает из рук?

Но мне очень хочется верить в первое. Хочется думать, что у Мирона все же есть сердце, а не кошелек вместо него.

– Думаешь, это и есть внук Матвея Яковлевича? – не могу скрыть из голоса волнения.

Мирон жестко усмехается и дергает плечом. Будто пытается с него что-то скинуть.

– Больше некому. Чтоб его…

– Все будет в порядке, – кладу руку на плечо Золотухина, и мышцы под ней слегка расслабляются.

– Ага, будет. Главное, вывести это чипушило на чистую воду.

Качаю головой.

– Ты же с ним даже не знаком.

Мирон разворачивается и упирается в подоконник бедрами.

– Предлагаешь встретить его с распростертыми объятиями?

Мотаю головой.

– Предлагаю вести себя как взрослый мужик, а не избалованный ребенок, у которого отобрали игрушку.

Мирон цокает и отталкивается от подоконника, идет к гардеробу, на ходу стягивая майку. Мой взгляд замирает на его спине.

– Я чувствую твой взгляд на лопатках, Витаминка, – язвительно проговаривает и скрывается за дверью гардероба.

Сдуваю челку с глаз и перевожу взгляд на Даню. Он тоже смотрит туда, где только что скрылся Мирон. Подбрасываю сына, привлекая внимание к себе.

Он улыбается и радостно взвизгивает.

– Ну что, надо собираться и начинать изображать счастливую пару с тремя детьми. Я надеюсь на вас, пирожочки, – жму на носик Дане.

Краем глаза замечаю, что Ване надоело без дела валяться на кровати и он уже спускает одну ногу на пол. Подбегаю к нему, чтобы помочь. Ваня нащупывает опору и сползает.

– Ваня, не шали, сейчас я переодену Даню и к тебе вернусь.

Сын хмурит бровки, садится на попу и выпячивает нижнюю губу. Такая реакция веселит.

Быстро переодеваю всех троих и шутливо вытираю пот со лба.

– Да уж, пока вас всех соберешь, устанешь.

Мирон возвращается в комнату. Уже в джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами. Окидывает нас взглядом и останавливает свой взгляд на мне. Я стою ещё в домашнем костюмчике и ощущаю его взгляд на своих обнаженных ногах.

– Где тут ванная? – неловкость, от которой хочется спрятаться куда-то, подальше от пронзительных карих глаз.

Боже, и как мы будем уживаться все эти дни под одной крышей? В одной комнате!