– Прекрати выпускать колючки, Витаминка. Я не желаю тебе зла.

Вскидываю бровь и фыркаю.

– Неужели?

–Никогда не желал, – обхватывает меня за запястье, а я вздрагиваю как от разряда тока.

Выдергиваюсь из захвата. Слышу тихий смешок.

– И когда посылал на аборт?

Боже, что я несу? При чем тут тот наш разговор? Что было, то прошло.

Лицо Мирона темнеет. Он проводит языком по верхним зубам и хищно прищуривается. А у меня ноги под таким взглядом слабеют, слегка подгибаются.

– Тогда я считал тебя своей… и не хотел, чтобы на меня вешали чужих детей.

Открываю рот, но вовремя решаю ничего не говорить.

Все ясно… в этом вопросе он ни капли не изменился. Ему интересно только его удобство.

– Понятно.

– Пошли в тачку, – кивает в сторону выхода из аллеи, – там спокойно поговорим и решим, куда тебя пока поселить.

– Сама разберусь, – снова нос задираю.

Мирон фыркает.

– Завязывай, а! – рявкает на всю улицу, и несколько человек поворачиваются в нашу сторону. – Это тупое упрямство, которое тебя не доведет до хорошего. О детях подумай.

– Я всегда о них думаю! – ору в ответ и тут же приказываю себе сбавить обороты.

– Отлично, тогда в тачку и закроем уже этот вопрос. Время идет, а мы ни хрена не можем решить и разобраться с прошлыми обидами, – психует Золотухин.

Подхватывает сумки и берется за коляску. Мальчишки отмирают и задирают головы, чтобы посмотреть, кто их потревожил. Мирон подмигивает им, а они в ответ начинают задорно смеяться, и мне даже становится обидно, что они вот так готовы подчиниться человеку, которого видят второй раз в жизни.

– За мной.

И не ждет, пока я отвечу. Просто начинает идти.

– А чего это ты командуешь? – еле поспеваю за ним, но послушно качу чемодан.

– Потому что, если мы будем действовать по-твоему, я до старости не дождусь твоего ответа, Витаминка.

Показываю спине Мирона язык и всю оставшуюся дорогу молчу. На парковке стоит одинокий черный внедорожник. Мирон достает ключи из кармана и пикает сигнашкой.

– Черт, – переводит взгляд с меня на трех детей, – грузовик надо покупать, что ли?

Ерошит волосы.

Бросаю на него вопросительный взгляд.

– Зачем тебе грузовик?

– А как всех детей усаживать-то, Амин? – у него взгляд полный беспомощности.

И мне на секундочку становится его жалко. Не каждый же день Мирон оказывается с тройней. Но я держусь из последних сил, чтобы не рассмеяться. Мне приятно, что он думает о безопасности малышей. Что вообще помнит о ней.

– У тебя большая машина, – равнодушно пожимаю плечами, – на нас всех места хватит, золотце.

Мирон хмурится.

– То есть мне тебя нельзя называть, как я хочу, а ты решила вернуться к старому прозвищу?

И такой он в этот момент уязвимый, что хочется подойти и потрепать его по щечке, как маленького ребенка. Но, конечно же, я этого не делаю.

– Как будто ты меня послушал, – бубню под нос и ставлю чемодан. Подхожу к коляске, отодвигаю Золотухина бедром. Он с интересом смотрит на мои манипуляции. Я ощущаю его обжигающий взгляд между лопаток, пока снимаю с колясок переноски.

– Надо будет потом забрать остатки коляски, – пока отстегиваю малышей, рассуждаю вслух.

– Чего ты там бурчишь? Не слышу.

– Это не для твоих ушей, Мир.

И вот это «Мир» срывается совершенно случайно. И мне, совершенно неожиданно, нравится…

Зажмуриваюсь, отгоняя глупые мысли. У меня сейчас есть дела поважнее, чем думать о том, как мне называть бывшего.

– Теперь все, что тебя касается, для моих ушей, Витаминка. И, кстати, мне нравится это твое «Мир».

– Окей, больше не буду тебя так называть. Дверь открой.

Отстегиваю автолюльку с Даней. Мирон торопливо распахивает заднюю дверь. Я усаживаю сына и пристегиваю.