Кругом шла подготовка к играм. Возле беговой дорожки длиной в целый стадий[75] уже разметили площадки для метания диска и копья, а также для рукопашных боев. Из боковых ворот города всё валили и валили толпы людей. Их ждали торговцы и потешники. Играли музыканты. Отплясывали танцоры, позвякивая сагатами и рисуя в воздухе разноцветные узоры пестрыми ленточками. Продавцы снеди расположились со своими лотками и выкликали названия и цены лакомств. Собаки носились и задорно лаяли, откликаясь на счастливую суматоху цвета, благоухания, шума и зрелища.

Парис приблизился к важного вида субъекту, стоявшему у входа на беговую дорожку, и спросил, где тут можно вызваться участвовать в играх. Смотритель показал ему на очередь молодых людей, выстроившуюся к низенькому деревянному столу. Парис пристроился к этой веренице, вскоре получил жетон, и его направили к выгородке, где атлеты снимали с себя лишнюю одежду и принимались разминаться[76].

Щелчок кнута, окрик. Толпа, напиравшая на выгородку, расступилась, и выкатилась пара колесниц, управляемых гладкими, ухоженными молодыми людьми спортивного вида.

– Царевич Гектор и его брат Деифоб, – прошептал кто-то из соперников Париса. – Блистательнейшие атлеты на всю Троаду.

Парис оглядел царевичей с головы до пят. Гектор, наследник престола, был высок, неоспоримо привлекателен и ладно сложен. Он кивал и улыбался, сходя с колесницы и вручая поводья рабу, – положил ему руку на плечо и, кажется, благодарил. Едва ли не с застенчивым взмахом руки почтительно принял ликование толпы и присоединился к Парису и другим атлетам. Его брат Деифоб спрыгнул с колесницы, но поводья бросил на землю и протиснулся сквозь толпу, ни с кем не встречаясь взглядом и не общаясь. Смотрелся он поджарым и мускулистым, но было в его повадках нечто высокомерное и презрительное, что сразу Парису не понравилось.

Толпа повернулась на рев фанфар. На самом верху городской стены Парис увидел глашатаев. Под ними распахнулись громадные ворота.

– Скейские ворота! – зашептал кто-то из участников рядом с Парисом. – Это могут быть только царь с царицей.

Парис ожидал, что выкатится грандиозная колесница или повозка в сопровождении глашатаев и всадников. Уж во всяком случае должна быть процессия, несущая царскую чету в паланкине или на передвижном ложе, как принято у правителей на Востоке. А вот пару средних лет, выступившую пешком рука об руку, Парис не ожидал увидеть совсем. Больше похоже на обычных супругов, вышедших на утреннюю прогулку, подумал Парис, чем на великого владыку и его жену. Послышалось громогласное ликование, пара отозвалась кивками и радушными улыбками.

– Это правда царь Приам? – спросил Парис соседа-атлета.

В ответ атлет пал на колени – вместе со всеми остальными участниками соревнований, включая царевичей Гектора и Деифоба. Парис тоже преклонил колени и наблюдал, как Приам и Гекуба добрались к приготовленному для них помосту, с которого открывался вид на все поле.

Царь Приам вскинул руки, подавая всем знак встать.

– Восемнадцать лет назад, – провозгласил он, – родился у нас царевич. – Голос у царя был громкий и ясный. – Чаду не довелось вдохнуть и единожды, но ребенок этот не забыт. Мы с царицей Гекубой думаем о нем ежедневно. Сегодня вся Троя думает о нем. Сегодня память его почитается пред богами. – Он обратился к атлетам: – Будьте сильны, будьте честны, будьте горды, будьте троянцами.

Атлеты вокруг Париса принялись колотить себя кулаками в грудь и пятикратно выкликнули: «Сильные! Честные! Гордые! Троянцы!» – с каждым разом последнее слово кричали они все громче. Парис смекнул, что таков здесь обычай, и влился в общий хор, бия себя по грудной клетке и выкрикивая слова, ощущая дрожь воодушевления и восторг принадлежности.