– Я сейчас бинты поищу, видел где-то, – поднялся Саша. – Перевязать тебя надо.

Индивидуальные перевязочные пакеты Саша видел в ранцах у немцев. Он принес несколько штук, сложил их на коляску мотоцикла.

– Скидывай галифе!

Политрук стянул брюки.

Осмотр раны Сашу не порадовал. Выходное отверстие гноилось, вокруг него – краснота. «Как бы гангрена не приключилась, – обеспокоился Саша, – ему бы сейчас врача и перевязку».

Он прошел по поляне, нашел листья подорожника. Ополоснув в воде, приложил их к ране и перевязал немецким бинтом.

– Ловко у тебя это получается, – похвалил его политрук.

– Это от бабушки. Пацаном еще был – то коленку собьешь, то занозу загонишь. Вот она подорожник и прикладывала.

Политрук попытался натянуть галифе.

– Стой! – остановил его Саша. – Надевай немецкую форму!

– Ты что?! Чтобы я, красный политрук, – и вражью форму надел?! Да ни за что!

– А теперь послушай меня. Ты со своей ногой далеко не уйдешь, рана гноиться начала. А до линии фронта, по моим прикидкам, больше двухсот километров. Сможешь ты их пройти?

Политрук отрицательно покачал головой.

– Потому я и предлагаю тебе переодеться в немецкое. Форму натянем, очки мотоциклетные, каски. Сколько сможем, проедем. Глядишь, и рана твоя подживет.

– Ты думаешь, кто-нибудь поверит, что мы немцы?

Политрук провел рукой по лицу, заросшему недельной щетиной. И в самом деле: немцы выбриты чисто, гладко, а у политрука не лицо, а рожа – как у оборванца. Но ведь должны же у немцев бритвенные принадлежности быть!

Саша перевернул ближайший к нему ранец, высыпал его содержимое на землю. Нашлась и бритва – опасная, и помазок, и кусочек мыльца.

– Садись, политрук, побрею!

Он развел в немецкой жестяной кружке мыльце, помазком нанес пену на лицо политрука, осторожно выбрил. Опасной бритвой он пользовался в первый раз, и с непривычки было неудобно.

Политрук с наслаждением провел рукой по лицу.

– Эх, сейчас бы подворотничок свежий! Да «Шипром» побрызгаться, – мечтательно произнес он.

Саша меж тем обошел поляну и собрал немецкое обмундирование.

– Вот, примерь на себя! – протянул он политруку чужую форму и сам стал раздеваться.

После примерки нескольких френчей он подобрал себе китель и галифе, потом принялся за сапоги. Сорок второй – ходовой размер – он нашел быстро. От одежды пахло прежним владельцем – потом, каким-то одеколоном и еще бог знает чем.

Политрук после некоторых колебаний тоже переоделся. Одежду – свою и политрука – Саша уложил в пустой ранец. Потом протянул политруку мотоциклетные очки и каску.

– Надевай!

Политрук с видимым отвращением натянул очки, нахлобучил шлем.

Саша с удовольствием осмотрел его.

– Ну вот, а ты не хотел! Вылитый фриц! Никто тебя остановить не посмеет, кроме разве что фельдполиции. Да еще и погоны на тебе не рядового.

– Да? А в каком я теперь звании?

– Не знаю, я их знаки различия не изучал. Ты должен это лучше меня знать.

– У нас в политотделе всякой дрянью не занимались.

– Ага, бить врага хотели – на чужой земле и малой кровью. Слышал не раз уже.

Политрук хотел ответить резкостью, но понял – время и ситуация не те.

Саша прошелся по поляне; открыв пробки бензобаков, выбрал мотоцикл, где бензина в баке плескалось побольше. Затолкал в багажник коляски ранец и вещмешок с тушенкой, в другой ранец уложил трофейные продукты и тоже бросил его в коляску. Туда же отправил и пару железных коробок с пулеметными лентами. Политруку протянул немецкий автомат.

– Не возьму, у меня свой есть! – возразил Шумилин.

– А как ты себя представляешь – в немецкой форме да с русским автоматом? Ты еще надпись сделай – «партизан» и на грудь ее прилепи.