Не знаю, как еще назвать эту… это… В общем, если построить самый огромный на планете завод по производству всех видов канцерогенов, то отходы его производства выглядели бы примерно так. Ну, может, немного почище.

Это была ХИМИЯ в ее концентрированном виде. Буро-радужные разводы на поверхности потока, который быстро тек по Яру, переливались, закручивались густыми масляными водоворотами, лопались крупными пузырями.

– Фух… – Пригоршня зажал нос и прогнусавил, пятясь: – Чет оно какое-то стремное. Шустрый, откуда эта гадость вообще взялась?

– С Химстанции валит, – пояснил тот, шагая вдоль берега. – Давай за мной, тут недалеко переправа должна быть.

Я уточнил:

– Ну, и почему она оттуда валит? Химстанция что – работает? Откуда отходы?

Он развел руками:

– Сие тайна великая есть. Откуда… я не знаю. Никто не знает. Как Зона образовалась, что там в Химстанции сдвинулось. И она наполняет реку этими отходами. Яр далеко тянется, потом рассасывается как бы, мельчает, бурда эта разливается широким таким полем, то место называют: Миазма. Но к тому времени в Яр ручьи всякие втекают с нормальной водой, подземные ключи, и потом в Миазме уже не такая концентрация, пожиже там и дышать можно. А тут…

– Да уж! – кивнул Пригоршня, по-прежнему крепко прихватывая пальцами свой внушительных размеров шнобель. – А тут – нельзя!

Мы шли не вдоль самого берега – там испарения Яра ели глаза и дышалось с трудом. Берег зарос сухой желтой травой – странно, что даже такая тут росла, – а другой был лысый, песчаный, причем песок имел нездорово-бурый оттенок. Дальше росли деревья, и что за ними – не видно, но, по словам Шустрого, там и начинался Могильник.

Впереди на берегу лежала решетчатая металлическая конструкция, но пока я не мог понять, что это.

– Самое удивительное, – вещал топающий впереди Шустрый, – что вроде как в этих отходах мутанты какие-то живут. Особо мутантские, я бы сказал.

– Не может быть, – удивился я. – Это уже совсем антинаучно.

– А я тебе говорю! Сама Химстанция – научно, что ли? Стоит такая бетонная дура, вроде все мертво внутри… А оттуда эти отходы валят и валят, валят и валят. Будто в ней там где-то здоровенная темпоралка заныкана, и из нее эти отходы откуда-то из другого, не знаю… пространства и времени текут.

– Темпоралка – это аномалия? – уточнил Пригоршня.

– Ага. Хорошо, редкая очень. С ней такие странные происшествия связаны, не знаешь, верить или нет. Даже для Зоны слишком необычные.

Пригоршня все никак не мог поверить:

– Но как такое возможно, чтоб отходы из ниоткуда текли??

– А как вся Зона возможна? – пожал плечами Шустрый.

– Я откуда знаю? И ты не знаешь, и никто…

– Не знаю – но догадываюсь. Сколько всякого человек с природой творит? Химия, синтетика, ГМО, всё такое… Вот почему, Пригоршня, животные меняются, откуда мутанты берутся?

– Ну, у них эти… гены. ДНК всякие с хреносомами.

– Правильно, в ДНК из-за радиации, всяких излучений, происходят изменения молекулярных структур нуклеиновых кислот, а это ведет к мутациям в организме. Что такое организм? Сложная система. И природа на планете – это тоже система, как организм, только еще сложнее, она сама состоит из отдельных организмов, растительных и животных. Такая «система систем», понимаешь? Метасистема. Которая развивалась постепенно, медленно, все в ней было подогнано друг к другу, сцеплено… А тут пришли мы и давай в природе всякое для своих нужд менять. Резко, быстро. Мы как та радиация: сильный мутагенный фактор. И Зона – это ответная мутация, такая у меня теория. Или, может, раковая опухоль с центром где-то в Дубне. Там ее источник, главный поражающий фактор, только мы до сих пор не знаем, что тогда в НИИ «Акустика» произошло.