В один прекрасный день воды ее достигли скалистого гребня, встретив который, русло Хунатму благополучно разделилось на два рукава: один такой же полноводный – он, собственно, и остался самой Хунатму, – второй же, юный, игривый и весело журчащий. Хунатму почувствовала – вот оно! То самое, необходимость которого Дева Воды желала всей своей сутью. Эта юная ее часть одновременно и она, и в тоже время не совсем она – ее стало больше. Желания сбылись.

И тут Дева вспомнила о том, с кого начался этот путь. Волнуясь, в смятении вышла на берег: сколько времени она предавалась своим радостям? Может, целую вечность? С ним могло случится все, что угодно. В большом теле она могла вообще не заметить его появления. И даже гибели… Тут же отголоском мелькнуло воспоминание: она вырывается из долины, идя на зов теплоты, на грани уже неминуемого движения чувствует ее источник и, врываясь в новое русло, теряет его: все смывает нахлынувшая волна ликования и поглощающее чувство свободы.

Хунатму в отчаянии вперила взгляд вверх по своему течению: были видны только речные струи и бурление перекатываемой воды. Участок, ближайший к тому месту, где она вышла из большого тела, пестрел порогами и торчащими из воды черными рогами камней. Был даже средней величины водопад. Она с надеждой смотрела вдаль, долго смотрела. В конце концов грустно опустила глаза в землю и побрела в сторону воды: надежда угасла. Накрыло чувство, что вспомнила слишком поздно. А может и вообще непоправимое стряслось – еще там, в начале. Подошла к кромке берега, собираясь уйти в глубину, и, может, вообще больше никогда не выходить, чтобы не вспоминать, забыться в большом теле.

Вдруг что-то заставило ее обернуться: Элгемни мчался на утлой берестяной лодке, преодолевая бешенную кипень порога, весло в его руке порхало с борта на борт в яростной попытке удержать лодку в ее стремительном беге по коварной мешанине переката. Крепкое дерево нещадно гнулось, жилы на сильных руках Элгемни вздувались витыми веревками, лицо было предельно сосредоточено и искажено усилием, зубы ощерены борьбой. Но он справлялся, умел справляться.

Если бы еще не этот самый высокий порог впереди… Вода падала с десяти локтей в жадно оскаленные гранитные клыки: Хунатму поняла – это ему не преодолеть. Она бросилась одним движением в глубину и отчаянным напряжением воли остановила свое большое тело: осаженная одним махом полноводная река вспухла водяным горбом, выровняв участок порогов ровной гладью, и уже плавно возвратилась к прежнему течению, аккуратно опустив лодку Элгемни ниже водопада.

Тот, крайним усилием, парой ударов весла подогнал утлый челнок к берегу, вытащил и опустился на землю, загнано дыша. От воды к нему шла Хунатму: она тревожным взглядом ощупывала его тело, лицо, руки. На последних шагах, не выдержав, бросилась, упала рядом на колени. Элгемни приподнялся на локте, коснулся рукой ее лица. Хунатму схватила его ладонь своими.

– Теплая, – прошептала она, целуя сбитые в кровь пальцы. – Это я тебя так? – спросила, показывая на следы укусов камней, не прикрытые одеждой.

– Все хорошо, не переживай. Неловким бываю, оступился, – тепло ответил Элгемни.

Издалека кто-то звонко прокричал. Они обернулись: с вершины гребня, разделившего русло Хунатму, им махала детская фигурка.

Элгемни с улыбкой посмотрел на Хунатму:

– У тебя получилось.

– И у тебя, – ответила она.

– И у меня, – сказал он и обнял счастливо улыбающуюся девушку.

***

Сказка закончилась, Марья Никифоровна глянула на Нюру. Та сидела весьма задумчивая: в глазах ее мелькали, постепенно затухая, отголоски услышанной истории. Было видно: не прошла она мимо, что-то затронула в душе начинающей взрослеть девочки. «Растет внученька, растет» – с улыбкой подумала Марья Никифоровна и вернулась к вязанию.