Разглядывая корочку хлеба, которой он занюхивал коньяк, дед Саша, задумчиво сказал:

– Вот, мы теперь только свой хлеб, домашний, употребляем. От городского, нос воротим. При коммунистах, по-другому было. Раньше, «казенный» хлеб, за лакомство, считался.

– Что – правда? – Размышляя, о том, куда могла подеваться Марина, спросил Арсен.

– Точно! Вот – помню! Когда война началась, я совсем карапуз был. Пять или шесть лет мне, было, забыл, уже. Молочаевка, тогда не такая большая была. Радио не было. Света не было. Только телефон в конторе, да и, тот работает изредка. Да, чего – там! Земляные полы в хатах были! Немцы, уже границу перешли, а, у нас, никто ни слухом, ни духом! Самолеты, в небе, жужжат, стрекочут! Мужики на улицу повыходили, бороды позадирали. «Маневры» – говорят. Только узнали, что – война, сразу – фашисты! Не пришли – приехали! У нас, только изредка «Зисы» проездом бывали. И, то – за диковинку считались, хоть и деревянные были. А, тут – техника прикатила.

Прадед Миша усмехнулся, в усы. Потом, сделав пару затяжек, продолжил:

– Никого, как в кино показывают, не грабили, кур не ловили. Сам, я не помню. Старшие, после войны вспоминали. Молока просили, яиц. Марки давали. Мы, малышня, на дрова, залезли. Сидим, цудуемся. Сами чумазые, оборванные. Немцы гергечут, пальцами показывают. Смеются. Потом, кинжалы выхватили – давай, хлеб резать. Да такими ломтями! Потом маслом намазали и нам дали…. Такого, мы, еще в жизни не пробовали. В деревнях «казенного» хлеба не покупали. За, какие шиши, его купишь?! Сами пекли, из того, что на трудодни давали.

Прадед Миша прищурился. То ли дым в глаз попал, то ли слеза, от ветра навернулась.

– Мы этот хлеб едим. Масло, по бороде, потекло, с грязью смешалось. Немцы, опять, роготать стали. Давай нас фотографировать, в разных позициях. Потом мыться стали у колодца. И бриться. Тут, мужики, из-за заборов глаза повытаращивали. Ничего понять не могут…. Потом, когда немцы поехали они использованные лезвия, от безопасных бритв подобрали. Давай гадать, что за диво – такое? До войны, да и после войны, у нас, в деревнях, только «опасными» бритвами брились. Короче, как пришла оккупация – соприкоснулись мы с цивилизацией. А, ты – говоришь!

– Я, ничего, не говорю.

Прадедед опрокинул, еще стопку.

– Ага! Про, что это – я?! Про революцию! Как пришли немцы, прислали к нам землемера. Он колхозные поля поделил, на полоски, по количеству домовладений. За два дня управился. Революцию четыре года делали, чтобы коллективное хозяйство построить. Пол-империи в могилу свели. А, тут землемер два дня, с аршином походил и революции, как не бывало! Вот, такие дела, парень….

Михаил Степанович убрал бутылку, под стол.

– Внучка идет. – Пояснил он свои действия. – Не будем вести себя вызывающе.

Марта Игоревна, с ходу, присела за стол и выложила на него несколько листов бумаги.

– Вот! – Сказала она, хлопнув ладонью по документам. – Тут – все! Списки командного и рядового состава, количество техники и общие сведения по аномалии. Все – как у других. Вплоть, до известий про пропажу ассистента и четырех «феэсбешников». Составляй донесение.

– Марта Игоревна, а вы Марину не видели?

– Видела. Гуляет, с подружками. Они не виделись давно. Пусть наговорятся.

Сведения полученные, от тунеядцев, по наводке Ломако, следовало немедленно передать, куда надо, поэтому, асы шпионажа, Ходинский и Гонсалес сразу отправились в Минск. По дороге договорились взять загадочного типа, который по данным Румына, был астральным синоптиком, в плотную разработку. Действовать решили агрессивно – по возвращении, заявиться в гости и поговорить.