Два часа спустя Тимур Олегович подъехал к прокуратуре. Перед этим он побывал на месте гибели друга, решив на всякий случай и там поискать его телефон, после чего договорился о встрече с Гейсиным. Следователь, конечно же, был занят, но настойчивой просьбе не отказал.

Перед входом в уже не выглядевшее добродушным красное здание Тимур Олегович по обыкновению закурил, раскладывая по полочкам заготовки для важного разговора. На улице физически пахло зноем, плотное автомобильное движение тоже не добавляло свежести, и курить в таких условиях было чистым кощунством. Но без табака сегодня ничего дельного в голову не приходило, поэтому хочешь, не хочешь – давись никотином.

Морщась, Соболь набросал в уме неплохую затравку разговора, но на четвертую затяжку сигарета вдруг отказалась выдать порцию дыма – погасла. Офицер недоуменно повертел предательскую сигарету – бумага целая, табак вроде сухой. Возбуждение Соболя, прежде вызванное сыскным азартом, несколько спало. В голове завертелось назойливое от дурацкой песни: «Плоха-ая примета, погасла сигарета, погасла сигарета у меня…». Если бы не договоренность о встрече, Тимур Олегович предпочел бы сейчас развернуться и укатить в часть, к безопасной служебной текучке. Однако нельзя, ждут-с.

В назначенное время Соболь вошел в кабинет Гейсина без стука, о чем немедленно пожалел – следователь был занят. Но Захар Матвеевич, выпроводив в коридор посетителя, кивнул офицеру на единственный приличный стул и достал из сейфа уже знакомую тонкую папочку.

– Если я правильно понял, ты опять по поводу Лобычева. К гадалке не ходи, обломалось с экспертизой, – уверенно сказал он.

– Эксперта уговорить действительно не получилось. Только, я думаю, этого и не понадобиться.

– Откуда такой оптимизм?

Соболь хотел было уже выдать заготовленные фразы, но, вспомнив предательскую сигарету, решил подстраховаться.

– Дай-ка сначала на минутку дело глянуть, потом все объясню.

Некоторое время в кабинете был слышен только шорох бумаги. Тимур Олегович задержался на одном документе, бегло просмотрел остальные, после чего напористо продолжил:

– Вот смотри, протокол осмотра транспортного средства. Обратите внимание, господин опытный старший следователь, здесь ничего не сказано о состоянии колес машины.

– Ну и что? При чем тут колеса?

– Да при том, что оба правых колеса имеют одинаковые проколы, я сегодня лично проверял. Заметь – не разорваны, не раскурочены от удара, а именно проколоты. А теперь вспомни-ка, жалуются ли у нас автолюбители на состояние новой трассы? Я лично, сколько там ездил, ни одного на обочине с пробитым колесом не видел. Короче, дело здесь нечисто. Не просто так, по пьяне, врезался в столб Лобычев. Я его хорошо знал, он в любом состоянии машину как бог водил.

Соболь выдержал небольшую паузу, оценивая реакцию следователя. Однако тот молчал, покручивая огрызок карандаша.

– Теперь такой вопрос – почему в списке найденных у погибшего вещей не значиться сотовый телефон?

– Ну, значит, не было у него, – пожал плечами Гейсин.

– А я вот не представляю себе начальника штаба без мобильника под рукой. Поэтому мне очень любопытно – куда же он девался.

– Причем здесь телефон? Даже если он и пропал, это не имеет значения для дела по обычному дорожно-транспортному происшествию. – Последние слова были произнесены четко, с нажимом, беспрекословным директорским тоном.

– В том то и дело, что не обычному. – Тимур Олегович подсобрался как перед ответом на экзамене. – Думаю, дело было так. Лобычев, пока оставался за командира, перешел кому-то дорогу, и его понадобилось убрать. Но убрать аккуратно – имитировать несчастный случай. Понятно, что естественнее всего выглядит автомобильная катастрофа. Преступники подгадывают удобный момент – Лобычев сильно пьян, – вызывают его куда-то по телефону, и когда тот мчится на большой скорости, подкладывают под колеса что-то типа милицейской «кобры». Получается, мы имеем дело с продуманным и тщательно исполненным убийством, Захар Матвеевич. Нужно возбуждать уголовное дело. А в первую очередь – проверить телефон Лобычева.