Утром чудный день. Благодаря табельному дню (6 мая) и местном соборе звон. Выпускают из обедни. Вижу, как выходят из церкви квартальные, мировые, воинские начальники и прочие чины ангельстии. Покупаю на 2 коп. семечек и нанимаю за 6 рублей рессорную коляску в Святые Горы и (через 2 дня) обратно. Еду из города переулочками, буквально тонущими в зелени вишен, жерделей и яблонь. Птицы поют неугомонно. Встречные хохлы, принимая меня, вероятно, за Тургенева, снимают шапки, мой возница Григорий Поленичка то и дело прыгает с козел, чтобы поправить сбрую или стегнуть по мальчишкам, бегущим за коляской… По дороге тянутся богомольцы. Всюду горы и холмы белого цвета, горизонт синевато-бел, рожь высока, попадаются дубовые леса – недостает только крокодилов и гремучих змей.

В Святые Горы приехал в 12 часов. Место необыкновенно красивое и оригинальное: монастырь на берегу реки Донца у подножия громадной белой скалы, на которой, теснясь и нависая друг над другом, громоздятся садики, дубы и вековые сосны. Кажется, что деревьям тесно на скале и что какая-то сила выпирает их вверх и вверх… Сосны буквально висят в воздухе и, того гляди, свалятся. Кукушки и соловьи не умолкают ни днем, ни ночью…

Монахи, весьма симпатичные люди, дали мне весьма несимпатичный № с блинообразным матрасиком. Ночевал я в монастыре 2 ночи и вынес тьму впечатлений. При мне, ввиду Николина дня, стеклось около 15 000 богомольцев, из коих ^>8/_>9 старухи. До сих пор я не знал, что на свете так много старух, иначе я давно бы уже застрелился… О монахах, моем знакомстве с ними, о том, как я лечил монахов и старух, сообщу в «Новом времени» и при свидании. Служба нескончаемая: в 12 часов ночи звонят к утрене, в 5 – к ранней обедне, в 9 – к поздней, в 3 – к акафисту, в 5 – к вечерне, в 6 – к правилам. Перед каждой службой в коридорах слышится плач колокольчика и бегущий монах кричит голосом кредитора, умоляющего своего должника заплатить ему хотя бы по пятаку за рубль:

– Господи Иисусе Христе, помилуй нас! Пожалуйте к утрене!

Оставаться в № неловко, а потому встаешь и идешь… Я облюбовал себе местечко на берегу Донца и просиживал там все службы. Купил тетке Федосье Яковлевне икону.

Еда монастырская, даровая для всех 15 000: щи с сушеными пескарями и кулеш. То и другое, равно как и ржаной хлеб, вкусно.

Звон замечательный. Певчие плохи. Участвовал в крестном ходе на лодках.

Прекращаю описание Святых Гор, ибо всего не опишешь, а только скомкаешь».

20 апреля. Прочитав в «Новом времени» рассказ «Миряне», П. И. Чайковский написал автору о «своей радости обрести такой свежий и самобытный талант».

18 мая. Вернувшись в Москву, Чехов уехал на лето в Бабкино.

6 июня, 14 июля. В «Новом времени» – степные рассказы «Счастье» и «Перекати-поле (путевой набросок)».

Июль. Задумал роман. Рассказывал его сюжет А. С. Лазареву-Грузинскому.

Начало августа. Вышла книга «В сумерках. Очерки и рассказы» (в издательстве А. С. Суворина; переиздавалась до 1899 года 12 раз).

Отклики на книгу были в основном положительные (собраны в кн.: А. П. Чехов. В сумерках. М.: Наука, 1986. С. 257–377).

«Новый томик очерков и рассказов г. Чехова не составляет нового шага вперед со стороны автора. По-прежнему читателя приятно поражает в лучших из рассказов этого писателя теплое чувство, соединенное с чувством меры, и довольно тонкая ирония» (В. А. Гольцев).

«В сумерках задуманы автором его рассказы, но написаны они при ярком солнечном свете, ибо полны красок, образности, картинности, жизни и теплоты» (В. В. Билибин).

«Г-н Чехов талантливый человек, талант его своеобразен и симпатичен, но до сих пор достаточно выяснилась только одна сторона этого своеобразного и симпатичного таланта, сторона, для которой сам автор подсказывает характеристику заглавием своего нового сборника, – «сумеречное творчество». Именно сумеречное и, значит, пожалуй, полутворчество. Г-н Чехов только завязывает узлы и никогда их не развязывает» (Н. К. Михайловский).