– Риис, помоги Тишайе перетащить его сюда, – распорядился Антэрн, вытаскивая из спины убитого копейщика крепко засевший меч.

Он напряг мускулы и рванул на себя, после чего плоть, наконец-то, выпустила остро наточенную полоску стали. Антэрн сразу же привел свое оружие в порядок, и отправился собирать метательные ножи. Заодно он проверял, нет ли у покойников чего-нибудь ценного помимо оружия и доспехов, и если находил это, то облегчал мертвецов от ненужного скарба. Стеганки, мечи, топоры, сапоги, наконечники копий, кинжалы и ножи, пожитки из дорожных сумок, сами сумки, даже новые штаны… Всему, что можно было продать, находилось место в быстро растущей куче трофеев.

Кошельки же и украшения Антэрн с особой тщательностью складывал на рубашке, почти не заляпанной кровью и снятой им с тела одного поверженного врага.

Закончив, мастер меча критически оглядел добычу. Получалась неплохо.

«Даже если не торговаться, получится выручить добрых две-три дюжины крон», – пришел он к выводу. – «И еще монет почти на полсотни марок. Богато живут люди барона».

– Ант, если хочешь поговорить с толстяком, поторопись, – позвала его Тишайя.

– Уже иду.

Антэрн подошел к Тишайе и склонился над раненым.

– А теперь, уважаемый, ты расскажешь мне, зачем Шамалану нужна девчонка.

– Пошел ты, – процедил тот, кривясь от боли. – Что ты мне сделаешь, убьешь? Так я уже покойник! Болт засел в кишках, я чувствую это! Чувствую, как дерьмо и зараза лезут из них!

– Да, ты уже покойник, – спокойно согласился Антэрн. – Но умирать можно по-разному. Я видел, сколько мучается человек с распоротым или пробитым животом, а ты?

Толстяк побледнел.

– Ты не бросишь меня…

– Что же помешает мне сделать это?

– Во имя всего святого! Есть ли в тебе хоть капля милосердия?

– Нет, – отрезал Антэрн. – И если ты не заговоришь, уважаемый, то убедишься в этом. Я оттащу тебя в лес, не поленюсь, и оставлю там, предварительно перерезав сухожилия. Ты будешь гнить заживо днями, муравьи и личинки станут жрать твою плоть, а волки с лисами обглодают ноги. И все это время ты будешь жить, испытывая нечеловеческие муки. Поэтому, если хочешь умереть легко, расскажи мне все, что я хочу знать. Зачем Шамалану девчонка?

Толстяк сглотнул и в уголках его глаз выступили слезы.

– Я-я-я… – прохрипел он. – Я не знаю точно. Господин не рассказал всего.

Он закашлялся, и на губах выступила кровавая пена.

– Естественно, не рассказал. Но я отказываюсь верить в то, что на кухне, в казармах и на конюшне никто ничего не говорил. Ты знаешь слухи, – и Антэрн улыбнулся своей пустой неестественной улыбкой. – Точнее, в твоих интересах их знать.

– Ты правда добьешь меня, если я расскажу все? – с мольбой в голосе спросил толстяк.

– Правда. И сделаю это безболезненно, даю слово.

– Хорошо. – Обреченный вздохнул. – Она вынюхивала всякое.

– Всякое?

– Да. У господина есть друг. Или сюзерен. Точно не знаю, когда речь заходит о нем, барон становится скрытным. Она пыталась узнать что-нибудь об этом друге. Даже ворвалась в поместье и устроила драку.

– И ты ничего не знаешь об этом неизвестном?

Раненый задумался.

– Господин боится его до смерти.

– Хорошо. Еще что-нибудь можешь поведать?

– Нет, клянусь вам!

– Ладно. Теперь расскажи мне про городской дом твоего хозяина, во всех подробностях, не утаивая ничего. После этого я выполню свое обещание.

Раненый говорил достаточно долго, его речь постепенно становилась сбивчивой, лицо покрылось испариной, а зубы то и дело скрежетали от все усиливающейся боли. Наконец, Антэрн узнал все, что хотел.

Он поднялся и достал меч.

– Советую закрыть глаза, – проговорил он. – Больно не будет.