А завтра… Да и… Стоит ли жить до завтра, если жуя такое дерьмо? Ведь уходить тоже лучше налегке. Лети как пух… «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». Порой ему казалось, что он остался совсем один. Все его друзья подгадали уйти раньше. На той войне. Или после. Потому что война всегда.

«Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться…»

Нет… Завтра – это очень далеко. Так надолго лучше загадывать… Или завтра – это уже сегодня? Хм… Глубокая мысль… Как нас учит «Полароид», великий и мудрый «Живи настоящим!»

А вот это правильно! Водочка уложилась на бордо классно. Только несколько смурно. Мужчина тряхнул головой. Теперь самое время для горячего. А то «сегодня» перестанет быть «завтра» и плавно перейдет во «вчера». А что было вчера? То же, что и позавчера: «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет…»

Бессмысленный и тусклый… Тусклый и бессмысленный…

Мужчина посмотрел на стол. Водки осталось – на дне графина. Сделал знак рукой.

Официант материализовался немедля.

– Подавайте, друг мой, горячее.

– Сию минуту. Еще водочки?

– Нет. Водки достаточно. Лучше коньяк.

– «Курвуазье»?

– Да. Маленький графин. И продумайте десерт.

– Сделаем.

За столиком на двоих Олег был один. И не желал ничьей компании. Ресторан постепенно наполнялся: он славился хорошей кухней, да и открыт был до пяти утра.

Отсюда можно было пройти на второй этаж, в казино или варьете. Да и в самом заведении было стильно: никаких полуголых девиц, никакого шума-гама от визжащих лабухов; группа музыкантов состояла всего из трех человек; фортепиано и акустическая гитара составляли основу программы. Да, третий музыкант был просто виртуозом: он импровизировал попеременно на трех саксофонах и деревянной флейте.

Очертания зала сделались зыбкими, мягкими. Бордо и водка и бордо… Просто стихи… Гончаров знал, что сидит здесь до утра. Возвращаться в пустую квартиру, в бессонницу или уходить в тяжелое глухое опьянение он хотел. Здесь был свет, и это главное. Свет – вот что ему о сейчас нужно. И ничего, кроме света.

Девушку он заметил сразу. Она вошла в сопровождении метра, готового выпроводить ее вон: проституток в этом с претензией на аристократизм заведении не жаловали.

Для был бар, тоже на втором этаже. Впрочем, иноземное слово «проститутка» к этим жрицам ночи подходило плохо – даже в сглаживающем вечернем освещении они выглядели теми, кем были: потаскухами.

Эта девчонка была не потаскуха. Она быстро, лихорадочно перебегала взглядом от столика к столику: все были заняты парами или компаниями. Встретилась взглядом с Гончаровым, робко улыбнулась, а глаза ее… Он никогда видел таких глаз.

Вернее… Такие были у Тани, когда еще не разучилась смотреть на мир с непреходящим удивлением, заставляя и его видеть свет и краски… Только этой девочки глаза были… Ну да… Уставшими. Смертельно.

Сразу вдруг он понял, зачем она здесь: ей не хотелось оставаться одной в ночи.

Ей хотелось света. Как и ему.

Он поднял руку и приветливо, словно старой знакомой, помахал девушке. Аля победно глянула на метра; тот принял ее вместительную спортивную сумку, а она двинулась к столику мужчины.

– Спасибо вам, – выдохнула девушка и спросила, присаживаясь и устраивая на коленях небольшую кожаную сумочку:

– Я очень помешала?

– Совсем нет.

Официант был уже рядом. Чиркнул спичкой, зажег перед девушкой свечу. Ненавязчиво помедлил…

– Пока – коктейль. Самый легкий из тех, что у вас есть, – не глядя на него, произнес Гончаров. – И карту вин.

– Вы понимаете, я не… – начала было девушка.

– Я вижу. Просто у меня особый вечер. И я хочу вас УГОСТИТЬ. Если вы не против.