Ответственность другая. И прерогатива другого лица. Да и раз уж началась стрельба из всех видов автоматического оружия… Это война. Кто ее ведет против них? Служба безопасности? Местные «папы»? Пусть разбирается Лир. Как говаривал старик Ницше, хорошая война оправдывает всякое дело. А дело каждый себе выбирает сам. Как и время.
Глава 11
Позывной мобильного прозвучал скоро и требовательно. Автархан поднес трубку к уху.
– Снегов.
– Слушаю.
– Засада.
– Где ты теперь?
– В пути. У нас потери. Четверо убитых, трое раненых и обожженные.
– Это серьезно. Как скоро доберешься?
– Через двадцать – двадцать пять минут, если приключений больше не будет.
– Обойдись без них.
– Возможно, опустят усиление. Но мы успеем.
– Кто-то убит из ментов?
– Нет. Но каша крутая заварилась.
– Жду.
Автархан поморщился. Поспать сегодня не удастся. Совсем наоборот, будут проблемы. И их придется решать. Если менты действительно решат «поиграть мускулами» и введут план «Невод» или «Гарпун», всем придется несладко. И тогда Автархану нужно будет внятно объяснить Бене и Кондрату, что произошло. Если…
Если, конечно, все это не придумано одним из них. Хотя город и велик, империя всегда лучше, чем триумвират. Это понимает Кондрат, это понимает Беня, это понимает и он, Автархан.
Мужчина встал, вышел из комнаты, спустился вниз. Пожилой уже человек, мощный, высокий, встал из кресла ему навстречу:
– Что-то плохо выглядишь, Порфирьич.
– Старею. Тимофеич, сообрази мне чифирьку. Как ты Можешь. И сам могу, и братва учена, а как у тебя – ни у кого не выходит.
– Сделаю. Что, молодежь опять что набедокурила?
– Не спрашивай.
– Да я не к тому.
– Ты-то чего не спишь?
– Сам знаешь, Порфирьич, бессонница.
– И днем не спишь. Может, тебе снотворных хороших достать?
– Баловство это.
– Ты, старый, говорят, на церковь денег немерено перевел? А, Тимофеич?
– Годы такие. Надо о душе подумать.
– Да я не в упрек.
– Понимаю.
В ворота засигналили.
– Вона, легки на помине твои станишники, – отозвался Тимофеич. – Пойду отопру.
– Там есть кому.
– Это верно. Лады. Чифирек на костерке сварганю, по-хорошему.
– Я пришлю паренька.
– Давай.
Автархан поднялся к себе. Поговорить с Тимофеичем – это и был отдых. Тимофеич был старше Автархана лет на двадцать; грехов за ним как шелков, да и погоняло было под стать: Малюта. А вот поди ж ты! Пришло к нему вдруг какое-то спокойствие, словно ничего уже с ним произойти не может. Хуже того, что уже было Старик потерял сон. Совсем. Но не выглядел изможденным. Постоянно что-то читает.
Тюремная привычка: не в столь уж давние времена воры сиживали подолгу и успевали прочесть всю классику. Теперь старик ударился в философию. К жизни он и всегда относился со странной отрешенностью: она была, казалось, ему совсем недорога, и, как бывает в таких случаях, судьба берегла его. Или рок?
При усадьбе Автархана Малюта жил вроде как на пенсионе; молодые, гордые своей крутизной, относились к старику как к безобидному чудаку, осколку давно канувшего прошлого. Но Автархан знал: Малюта – это на крайний случай, на самый крайний. Его преданность ему, Автархану, была безграничной; в их мире он знал все и всех, и притом, если Автархану понадобится, старик выйдет на любого зверя и возьмет его. Не силой, так опытом. На куски изрубит и собакам скормит.
Автархан поднялся к себе. Пацан принес кружку с чифирем. Почти сразу следом вошел Снегов. Не остывший от азарта, встревоженный.
Мужчина понял его состояние, произнес спокойно:
– Только не торопись. Люди не столько делают, сколько решают. Если решение неверное, все дела – псу под хвост. А нам этого нельзя. Мы никуда не торопимся.