– Миледи Дорсет, мы рады приветствовать вас, – произносит новая королева, когда я делаю реверанс. – Я была бы благодарна, если бы вы завтра посетили меня. В моем доме необходимы дамы вроде вас.

– Это большая честь для меня, ваше величество, – говорю я под одобрительным взглядом мужа.

– Уж Фрэнсис тебя вышколит, Кэт, – вмешивается король с улыбкой. – Строгая дама моя племянница! – Говоря так, он улыбается мне, и я смеюсь:

– Ваше величество ко мне несправедливы.

Я очень люблю моего дядю, с которым мы весьма схожи характерами. Я знаю, что многие его боятся, но ко мне он всегда относился по-доброму, и я полагаю, это оттого, что я говорю с ним откровенно и знаю, как к нему подойти, я выявляю самое лучшее, что в нем есть. Я еще помню, каким он был задолго до того, как его ожесточили бесконечные неприятности в семейной жизни и страх за судьбу престола, и я до сих пор способна разглядеть что-то от прежнего блестящего молодого атлета сквозь складки жира и распухшее до безобразия лицо.

Король приглашает нас сопровождать его на завтрашней охоте, затем они с невестой отходят к другим гостям. Вдруг я оказываюсь рядом с Анной Клевской, от которой по-прежнему идет запашок и которая приветствует меня на своем гортанном английском, иронически поглядывая в сторону королевской четы.

– Нелегкое бремя взвалила на себя мадам Екатерина! – бормочет она.

– Я уверена, что она справится, – парирую я. – Его величество о ней самого лучшего мнения.

– Такого же мнения он был и о прежней королеве, и о тех, что были до нее, – отвечает Анна. – За исключением меня, конечно. – Она улыбается. – Но я не жалуюсь. И я рада, что мой дорогой брат наконец-то нашел свое счастье.

Не секрет, что принцесса Клевская совсем не огорчилась, когда король так бесцеремонно от нее отделался. Она прилично на этом разбогатела и теперь живет в свое удовольствие вдали от опасных дворцовых интриг. И сохранила голову на плечах!

Натянуто улыбаюсь в ответ. Я не в восторге от германской принцессы с ее колкими замечаниями. Ей все-таки следует помнить, что она разговаривает с племянницей самого короля. И тут Анна внезапно хватает меня за руку.

– Надеюсь, я вас не обидела, – выкручивается она. – Уверяю вас, его величество очень славно со мной обошелся, очень щедро. Я счастлива быть его дражайшей сестрой и жить в этой чудной Англии.

С поклоном я отхожу от нее, думая про себя, что мой дядя не преувеличивал – эта женщина ужасно пахнет. Неужели у нее на родине не принято менять нижнее белье?

Я иду к мужу, который поглощен разговором с моими кузинами, леди Марией и леди Маргаритой Дуглас, подружкой невесты.

– Уверен, что вы рады за вашего батюшку-короля, который сделал такую удачную партию, – обращается Генри к Марии, а я тем временем занимаю свое место рядом с ним.

– Это благодать Божия после того, что было прежде, – отвечает она, тараща на него близорукие глаза.

Марии двадцать семь лет, она на год старше меня; но если я крепкая и здоровая, то она маленькая и тощая, давно увядшая от горя и разочарования, ее мучат хвори, истинные либо надуманные. Сегодня на ней узорчатое платье темно-желтого дамаста с кистями и белыми батистовыми подрукавниками, отороченными бархатной малиновой тесьмой. Ее вьющиеся рыжие волосы с пробором упрятаны под французский капор, тонкие пальцы нервно теребят золотой молитвенник, висящий на ленте, прикрепленной к поясу.

Мне искренне жаль Марию, но я не могу на нее не злиться. У нее была тяжелая жизнь, король и вправду жестоко с ней поступил, когда развелся с Екатериной Арагонской, но девчонка сама проявила непозволительное упрямство, отказавшись признать, что брак ее матери был незаконным