Доппельгангер выглядит как полное зеркальное отражение человека, чью сущность и жизнь он намерен «позаимствовать», за исключением того, что сердце у него находится с правой стороны. В отличие от шишиг, доппельгангеры, очевидно, обладают интеллектом, что позволяет им устраивать Ловушки (как известно, Ловушки рождаются именно за счет людской невнимательности, которой и пользуются доппельгангеры) и манипулировать людьми, выдавая себя за братев-близнецов и ангелов-хранителей.

В отличие от проглотов, шишиг и прочих темных тварей низшего класса, этим существам мало питаться страхом жертвы. Доппельгангер хочет захватить место человека, которого он приметил, и жить его жизнью, выпив до капли и полностью лишив какого-либо рассудка. Из-за внушающей страх концепции доппельгангера (людям, которые не являются гражданами Государства, он часто снится в кошмарах) мало кому удалось выжить после встречи с ним.

Тёмные твари пограничного мира для детей, глава 13

[написано рукой, красной ручкой, очень криво] Единственный способ убить доппельгангера – посмотреть своим страхам в глаза. Необходимо найти оружие, оно может быть любым, от зубочистки до ятагана, главное – это наличие веры в то, что оружие убивает. Ударять нужно в максимально незащищенное место доппельгангера, желательно в глаз или в мозговую ткань: это создаст у доппельгангера защитный инстинкт, и он будет пытаться адаптироваться к окружающему миру (т. н. «глюк»).

Что такое сны? Нет, не пустое определение из словаря Даля. Что такое сны, если описывать их словами? Что это за чувство? Как понять границу между сном и бодрствованием? Как понять, если ты оказался во сне? И если ты не помнишь, как ты засыпал и как просыпался, можно ли быть во сне, оставаясь в сознании?

Саша редко помнила моменты засыпания и моменты бодрствования. Единственное, что она запоминала хорошо, так это свои сны. Наверное, это логично, ведь если твоя реальная жизнь серая и одинаковая, полная лишь обид и разочарований, запоминается лишь то, что создает твоя фантазия.

Очередная обида. Очередная несправедливость. Острые и тонкие, жирные от масла губы русички зашевелились, проговаривая ее фамилию, распахиваясь на гласных и приоткрывая белый от налета язык.

– Необходимо остаться после уроков и оформить актовый зал для ежегодного театрального фестиваля. Мамонтова, останешься?

– Елена Федоровна, я, правда, занята…

– Опять булки будет по ночам жрать, – громко шепнул кто-то, и весь класс зашелся хохотом. Губы русички изогнулись в быстрой, практически незаметной ухмылке.

– Мамонтова, я не прошу, я говорю тебе это сделать. Родная школа обеспечила тебя образованием – бесплатным, прошу заметить! Родная школа столько для тебя делает, кормит тебя, поит, обучает, а ты! Вот оно, ваше поколение, поколение неблагодарных, неуемных потребителей, дело которых – потреблять! Разве ты задумывалась, что для всего того, чем ты пользуешься, что ты ешь на завтрак, необходим труд? Разве ты об этом думала? Ты позор для школы, Мамонтова, и если ты не оформишь все к завтрашнему дню, мы тебя отчислим!

Саша угрюмо вздохнула, ковыряя ногтем большого пальца обложку учебника по русскому языку, обводя огромную цифру «семь». На обложке осталась вмятина, которая через мгновение рассосалась. Саше нравилось ковырять этот пластик, полиэластан, или из чего была сделана эта обложка: успокаивало.

– Знаешь, почему тебя заставили делать плакаты до девяти вечера? – шепнула Аня. Она опять села с Машей Мироновой, заставив Сашу сидеть в одиночестве за последней партой. – Потому что тебя не жалко. Ты все равно ничем не занимаешься после учебы, даже в секции не ходишь.