– Тебе же и тут могут приготовить любое блюдо. Не обязательно среди ночи куда-то ездить.

– Ну, конечно, я понимаю, что тут работает очень много талантливых поваров, которые жаждут себя проявить, – жалобно сказала она, – но так сильно захотелось в ту старую забегаловку, где готовят настоящие китайцы. Очень напряженный день, я ведь не ожидала, что ты будешь работать так долго, поэтому спешить домой не хотелось.

– Я тоже не ожидал. – Он встал с края дивана и продолжил перебирать документы. – До часу ночи вели переговоры с этой новой «Партией гуманистов». Обсуждали одну их инициативу.

– Да, мне рассказывали на факультете. Чуваки хотят провести самый человеколюбивый законопроект со времен Александра Второго. Оградить людей от всех в мире страданий.

– Ты читала подробности?

– Не особенно вникала, но они вроде хотят разом избавить все человечество от тяжелых болезней и смерти.

– Запретив людям самим воспроизводить потомство! – уточнил отец самое главное. – И вскоре исчезнут все, кто может страдать от наследственных недугов и приносить горе себе и своим близким. Останутся только новые люди, которые уже созданы из идеальных напечатанных клеток, без известных науке генов старения и болезней. Фармкомпании заявили, что испытания прошли успешно. «Новые» дети были розданы в семьи и уже достигли зрелого возраста, радуя своих приемных родителей.

– Идеальные образцы вроде нашего водителя или охранника? – съязвила Мария.

– Ну, кому-то придется быть водителем и охранником, никуда не денешься. Ну а другие могут стать космическими колонизаторами. Ты знаешь, какие между звездами расстояния. Без нового поколения почти бессмертных людей покорять космос бессмысленно и жестоко.

Он, держа документы, развел руками, будто показывая на публику свое изумление. Сделал вид, что читает один из них, но на самом деле ушел вглубь собственных мыслей, устремив взгляд в пустоту. Мария заметила, как он прикусывает нижнюю губу – верный признак глубоких раздумий.

– Как к этому относишься? – вдруг спросил он. – К гуманистическому запрету рожать, потому что найден способ иной эволюции.

– По-моему, они просто сумасшедшие.

– И мне надо заключить с этими сумасшедшими сделку.

– Зачем? – спросила Маша через очень сильный зевок, прошедший долгой истомой сквозь все мышцы тела.

– У них десять процентов в Думе, и наше счастье, что выборы прошли два года назад. Сейчас бы они набрали в два раза больше и уже бы сами заправляли всем балом. У них очень харизматичный лидер, этот Старковский, объявивший себя продолжателем дела Сороса. Продвигает инициативу, обещает всем этот новый суперзакон, называет его финальным шагом человеческой эволюции. Гуманизм в самом очищенном виде, «анти-билль о правах». Какой мерзкий подонок и негодяй… Придется с ним согласиться.

– Очень логично, пап.

– Иначе он сам все сделает после новых выборов, через три года. Поведет народ за собой, уже без нас. А что он потом может выкинуть? Какие проекты? Одному богу известно. Меньшее из зол – позволить принять этот жуткий закон и хотя бы временно перетянуть его на свою сторону. Эта инициатива очень популярна в обществе, и если я не могу побороть ее, то обязательно должен возглавить.

– Зато вы избавите от работы тысячи моргов, – съязвила девушка. – Вместо них можно будет сделать оранжереи.

– Ну хоть что-то в этом законе приятное, – прокомментировал глядящий в бумаги отец.

– И новая раса бессмертных людей покорит дальний космос. Но мы этого уже не увидим, – протянула она нараспев, словно колыбельную. – Стоит только подумать – и сразу так грустно.

Мария сняла туфли и села, поджав под себя ноги, чтобы согреть вечно холодные пятки. Скомандовала камину, чтобы подбросил еще немного поленьев. Где-то в коридоре мелькнула тень ночного уборщика, возник звук жужжащего пылесоса, сначала становясь громче, а затем медленно затихая, и опять наступила легкая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием камина, тишина такая уютная, какая может быть только в собственном загородном доме в три часа ночи в уютной компании родного человека.