Мне удалось доказать девчонке, что я мудак и что на меня вообще не надо смотреть, как на мужчину.

Ей удалось доказать мне, что она в это верит.

Мой внутренний мерзкий голос был с этим всем категорически не согласен, но его я удачно затыкал.

На выпускном, охерев от ее длинных ног, пышной юбки и масляных взглядов мелких утырков, считающих себя очень даже взрослыми, я махнул лишнего и отвлекся на ее класснуху. Чисто на поболтать, не денегерат же я, в конце концов! Хотя бабенка была, мне кажется, не против.

И проморгал сестренку.

Свалила с этим придурком!

Как только я просек свой проеб, тут же рванул искать.

Малыша нашел в школе, в одном из кабинетов, в соплях и слюнях.

Применив особые методы допроса, выяснил, что ничего не было, и Татка отправилась гулять.

А потом были самые весёлые несколько часов в моей жизни, когда я ее искал.

Тогда и начал седеть, наверно.

И в итоге нашел.

Сидящую на бордюре, с бутылкой в руке.

Зареванную, в порванном платье. И с обрезанными волосами.

Она поднялась с бордюра и посмотрела на меня своими огромными глазами с потекшей косметикой.

Нереально красивая.

Нереально.

Я не удержался тогда.

Тяжелая ночь, напряг, нервы – все дало о себе знать.

И вылилось в то, во что не должно было выливаться.

Я не должен был ее трогать.

Нельзя мне ее трогать. Пользоваться ее раздаём, ее первыми, такими искренними чувствами. Не мог я этого себе позволить.

Но позволил. Мудак. Эгоист.

Я целовал ее грязно, по-взрослому, так, как только и умел. Так, как хотел всегда. Сжимал ее, трогал, кажется, везде, жадно задирал порванную пачку, добираясь до крепкой красивой попки, стискивая ее с такой силой, что она застонала мне в губы. Мягко и жалобно. И вы думаете меня это остановило?

Нихера!

Она вцепилась мне в волосы своими тонкими пальчиками, повисла на шее, словно ноги не держали. А я держал. Просто на весу держал и буквально пожирал ее. Не знаю, был ли у нее первый поцелуй или нет, но ее точно нельзя было целовать так, как я делал. С ней нельзя было обращаться так, как я хотел. Дико, до боли в яйцах, хотел.

Нельзя. Не заслуживала она такого. И мыслей моих грязных. Пошлых. Не заслуживала. И животного этого поцелуя.

Она сама не понимала, на что меня толкает. Что может в итоге случиться.

Она не понимала.

Я понимал.

И потому умудрился остановиться тогда.

Так и не осознал все еще, каким образом.

И, кстати, до сих пор внутри сжимается от дикого неудовлетворения и жадности, когда вспоминаю я этот наш поцелуй.

Я отстранил ее, накинул свою куртку и отвез домой.

Холодный душ, старательно смотрим в сторону, потом в постель.

И все.

Дверь на замок.

И свою – тоже.

Потому что, если она придет ко мне ночью… Я не смогу. Не железный.

Она не пришла.

На следующий день я вручил ей ключи от квартиры.

Татка остро глянула на меня, выхватила из рук связку и хлопнула дверью.

И ровно с этого момента начался самый веселый год в моей жизни. Нереальный просто по своей тупости. И своему экстриму.

И теперь, я вспоминаю это все, глядя в ее огромные темные глаза, на подрагивающие губы.

И думаю, что с меня, пожалуй, хватит всего этого дерьма.

И, наверно, надо уже как-то проучить ее.

Раз уж она утверждает, что вся из себя такая взрослая стала.

Пусть учится разгребать последствия своих поступков.

По-взрослому.

– Быстро свалила домой и легла спать! – рявкаю я, но уже больше для проформы. Потому что прекрасно знаю эту заразу – стоит что-то приказать, обязательно поперек сделает.

И вот теперь она отводит взгляд (наконец-то, бл*!), злобно сжимает губки, а потом …

А потом хмыкает, становится ровнее и демонстративно складывает руки на груди. При этом немного оступается и чуть ли не растягивается прямо на пороге, но ничего. Опору быстро находит.