Но позволил. Мудак. Эгоист. 

Я целовал ее грязно, по-взрослому, так, как только и  умел. Так, как хотел всегда. Сжимал ее, трогал, кажется, везде, жадно задирал порванную пачку, добираясь до крепкой красивой попки, стискивая ее с такой силой, что она застонала мне в губы. Мягко и жалобно. И вы думаете меня это остановило? 

Нихера!

Она вцепилась мне в волосы своими тонкими пальчиками, повисла на шее, словно ноги не держали. А я держал. Просто на весу держал и буквально пожирал ее. Не знаю, был ли у нее первый поцелуй или нет, но ее точно нельзя было целовать так, как я делал. С ней нельзя было обращаться так, как я хотел.

Дико, до боли в яйцах, хотел. 

Нельзя. Не заслуживала она такого. И мыслей моих грязных. Пошлых. Не заслуживала. И животного этого поцелуя. 

Она сама не понимала, на что меня толкает. Что может в итоге случиться. 

Она не понимала. 

Я понимал. 

И потому умудрился остановиться тогда. 

Так и не осознал все еще, каким образом. 

И, кстати, до сих пор внутри сжимается от дикого неудовлетворения и жадности, когда вспоминаю я этот наш поцелуй. 

Я отстранил ее, накинул свою куртку и отвез домой. 

Холодный душ, старательно смотрим в сторону, потом в постель. 

И все. 

Дверь на замок. 

И свою -тоже. 

Потому что, если она придет ко мне ночью… Я не смогу. Не железный. 

Она не пришла. 

На следующий день я вручил ей ключи от квартиры. 

Татка остро глянула на меня, выхватила из рук связку и хлопнула дверью. 

И ровно с этого момента начался самый веселый год в моей жизни. Нереальный просто по своей тупости. И своему экстриму. 

И теперь, я вспоминаю это все, глядя в ее огромные темные глаза, на подрагивающие губы. 

И думаю, что с меня, пожалуй, хватит всего этого дерьма. 

И , наверно, надо уже как-то проучить ее. 

Раз уж она утверждает , что вся из себя такая взрослая стала. 

Пусть учится разгребать последствия своих поступков. 

По-взрослому. 

9. Очень по-взрослому.

- Быстро свалила домой и легла спать! – рявкаю я, но уже больше для проформы. Потому что прекрасно знаю эту заразу – стоит что-то приказать, обязательно поперек сделает. 

И вот теперь она отводит взгляд ( наконец-то, бля!) , злобно сжимает губки, а потом … 

А потом хмыкает, становится ровнее и демонстративно складывает руки на груди. При этом немного оступается и чуть ли не растягивается прямо на пороге, но ничего. Опору быстро находит. 

- Не пойду! Поговорим сначала!

Смотрю на нее. Наверно, тяжело, потому что она только подбородок выше вскидывает. Коза длинноногая. 

Прислонилась к двери, шорты эти ее, одно название. И это в таком она по улицам ходит? Как это я пропустил…

- Ну хорошо. Поговорим. Прямо здесь? 

Она медлит, чуть-чуть. Правильно, у двери -то лучше. В случае чего, свалить можно будет быстро. 

- Здесь! 

Тогда я делаю шаг вперед. 

Она явно хочет вжаться в дверное полотно, но сдерживается. Смелая глупая коза. 

Ее надо просто напугать, чтоб свалила. Потому что выволакивать ее силой из квартиры, когда сам в одном полотенце… Ну, это так себе идея. 

Но сначала разговор, да?

- Говори. 

- Почему ты не даешь мне нормально встречаться с парнями? 

- Маленькая еще. 

- Мне девятнадцать! Парочка моих одноклассниц уже детей родили!

- Мне плевать. Ты – не они. Сначала институт. Ты и так год прогуляла. 

- Ты говоришь, как отец! Но ты не отец. Не смей решать, что мне надо!

- Я – твой брат и опекун. 

- Не родной брат! И уже не опекун! Прекрати смотреть на меня, как на ребенка!

- Да ты и есть ребенок.

- Нет! Нет! 

Татка не выдерживает моего спокойного наставительного тона, которым я давлю ее, и кричит, сжав кулаки, еле сдерживая слезы. Мне ее с одной стороны жаль, а с другой… Бл*, такая она… Прижалась к двери, смотрит на меня загнанно , глаза огромные слезами сверкают. Кошка дикая. Царапучая. Хочется погладить. Успокоить, чтоб мурлыкала.