Я успел вспотеть, пока мы избавили её от нагрудника. Кажется, она вздохнула с облегчением, оставшись в одной рубахе. С наручами дело шло не лучше. Она почти перестала помогать, но и не сопротивлялась. Когда кусок кожи, скрывавший её левую руку, упал на землю, на лице дикарки промелькнула тень недовольства. Я присвистнул и взял в руки её запястье: чёрный крест с кольцом – символ вечного сна, выжженный на коже.
– Дикарка, которая поклоняется смерти? – спросил я. Ответом было молчание.
Не враждебное, просто равнодушное, будто я спросил какую-то глупость. Это равнодушное презрение пропитывало её насквозь. Я не люблю высокомерия в тех, с кем говорю, но её поведение мне понравилось. Я вытер пот со лба и посмотрел на свой трофей. Ещё бы снять рубашку, но тут без драки точно не обойтись. А после драки можно только иметь её, говорить она не согласится. Я решил немного потянуть. Отошел назад и, взяв со стола бутылку, сделал большой глоток вина.
Альдэ
Что я знаю о Койгреах?
Их светлая кожа слегка отливает голубым. У них серебряно-белые, а иногда чёрные, даже в синеву, волосы. Глаза синие или зелёные, и в них искорками мерцает золото.
Одежды их изящны, мы не встречали раньше таких. Платье украшают вышивки из маленьких разноцветных камней. Большинство Мак а’гхеалах одеваются в тёмные, земляные цвета – такие, что позволяют, должно быть, им легко укрываться в окружаюших чёрных камнях.
Другое дело – во время празднеств и кутежей. Тут Мак а’гхеалах выбирают самые яркие цвета.
Волосы они заплетают в косицы, а иногда собирают в высокие хвосты, перевивая бусинками и разноцветными нитями.
Мак а’гхеалах очарованы магией. Колдовство для них означает власть. А Койгреах очарованы и ей.
Импульсивность – их величайшая беда. Мак а’гхеалах не могут сосредоточиться на чём-то одном.
Как никакой эльфийский народ, кроме, разве что, Солнечных эльфов, они жаждут магии и власти. Мак а’гхеалах не гнушаются раздвигать границы тайных знаний в поисках тайных путей, даже если им угрожает смерть.
Падки на азартные игры, не мыслят жизни без выпивки, пиров и кутежей и так несерьезны, что кажется, даже война – шутка для Детей Луны
Койгреах говорят на наречии Луны, жутко исковерканном истинно эльфийском языке. Впрочем, могут, безусловно, говорить и на других. Все умеют писать.
Поклоняются демонам, с которыми пять столетий назад заключили контракт.
Если что-то ценное они и могут делать – это чудесные музыкальные инструменты. Инструменты эти часто зачарованы, на вид чисты и тонки, и часто украшены самоцветными камнями и изготовлены из редких материалов.
В битве любому оружию Мак а’гхеалах предпочитают длинный прямой клинок, рапиру, реже – арбалет или лук.
Доспех их, подобно другим деталям одеяния, выглядит древним, но всегда выполнен с безупречным мастерством.
Не могу сказать, какие чувства вызвал лунный, заявивший, что отныне я – его вещь. В его словах была сила. Уверенность. И… что-то ещё. Но он был врагом. Я отчётливо ощущала исходящую от него угрозу. Весь он дышал жаром. Его приказы были странными. Я не знала, как мне следует их понимать. Желание держать пленницу – роль свою я понимала вполне ясно – без доспеха было естественно. Но аккуратные пальцы Лунного, горячие, как угли, заставляли думать не о плене. Простите, предки, даже не совсем думать. Я слишком долго была в одиночестве. Сейчас я поняла это абсолютно ясно, иначе откуда такие мысли, терзающие меня?
Освободиться от доспеха было приятно. Он давно уже давил грудь, но снять его в лесу, где угроза таилась под каждым кустом, я не могла. Я расслабилась ненадолго, забыв, что не выполнила приказ целиком. Руки Лунного вынули из кожаного панциря мой локоть и замерли на метке. Осторожные. Сухие. Безразличные. Лунного не пугало ни моё имя, ни моя судьба, начертанная на коже. Он назвался… Назвался моим защитником – защитником Смерти. Будто камень упал с души. Мне казалось, нет в мире существа, которое не проклянёт меня за то, что я жива.