Кажется, дерево растёт во дворе за стоянкой. Точно, его видно из окон со второго этажа хирургии. Если я отломаю себе одну маленькую веточку, это же не вандализм? Ну что поделать, если люблю я мимозу, черёмуху, сирень, а у Артура от них голова болит. Никогда не дарит и, конечно, пытается перевоспитать мой «несовершенный вкус».

На это восьмое марта подарил розы в напольной вазе с меня ростом. Я его искренне поблагодарила. Полдня водила вокруг керамической дурины хороводы, а потом мне надоело. Выволокла её на почётное балконное хранение, а цветам подрезала стебли и поставила в обычную вазу на столе. МДА… Надо ли говорить, что весь праздничный вечер мой расстроенный жених вещал о ценности длины стебля. Я серьёзно! Ну что такого в палке с колючками, когда вся красота цветка в нежности лепестков, цвете, оттенках аромата…

Оооо! Вспоминаю, что телефон стоит на беззвучном режиме. Артур звонил, когда прилетел, но у меня был пациент, и я кинула смс, что перезвоню позже. Блин, блин, блин. Он теперь очень злится. Роясь в сумочке, заворачиваю в арку. Достаю телефон. Прикладываю палец, чтобы разблокировать экран, и неожиданно вижу перед собой две мужские тени. Мне становится не по себе, по спине пробегает озноб, и я замедляю шаг.

– Серый, глянь-ка – дальше следует противный пьяный смешок, – какая птичка к нам залетела.

– Оставь её, Горыныч, – слышится второй пьяный голос, только постарше, – у неё даже куртка белая. Проблем не оберёшься.

– А у меня носки белые, даже не воняют.

Молодой парень противно ржёт и начинает надвигаться на меня. Между нами всего шагов десять, если побегу, может ударить в спину, поэтому я просто медленно отступаю в свет фонарей. Теперь я вижу его худое, припухшее от алкоголя лицо. Одет не как бомж, но видно, что одежда грязная.

– Слышь, детка, а дай мобилу. Позвонить надо, – скалится и шарит по мне липким взглядом заплывших глаз.

Я замираю, не зная, как лучше поступить. В телефоне полно важной информации. Отдать его – значит, лишится кучи паролей и важных номеров.

– Может быть, – мой голос вибрирует, коленки трясутся, но я не забываю продолжать отступать, – я вам просто денег дам? Зачем вам телефон? – выезд из двора фиксируют камеры клиники, главное – дойти до поворота.

– А я и от нала не откажусь. Чего там у тебя ещё имеется?

Замечаю, что у него на ладони, под резинкой рукава, поблёскивает нож, и внутренне сжимаюсь от ужаса.

– Помогите! – с моих губ срывается крик. – Пожар! – да, кажется, так надо кричать.

– Ах ты, сука!

Парень делает резкий рывок ко мне, я оглушительно кричу, роняю сумку под ноги и закрываю лицо… Как вдруг оказываюсь за чьей-то широкой спиной.

– А ну нахер газуйте отсюда!

Слышу злой мужской голос и узнаю в нём голос Егора.

О, Господи!

– У них нож, – цепляюсь в спину парня.

– Я понял, – он говорит, не оборачиваясь. – Уходи, Даша и жди меня возле машины.

– А ты?

– Уходи, я сказал! – рычит и ведёт плечами.

– Вали отсюда, парень, – оскаливается на Егора тот, что постарше. – Тебе больше всех надо?

Я подбираю сумку и отбегаю за угол дома, но дальше уйти просто не могу. В голове крутится мысль, что у Егора сотрясение. Ему сейчас совсем нельзя драться. Что делать? Полиция приехать не успеет.

– Ты, гнида пьяная, мою девушку напугал. Как думаешь, что я с тобой сделаю?

Вижу, что Егор натягивает рукава толстовки на костяшки пальцев. Собрался бить первым? Как он здесь вообще оказался? Драться с пьяными – это себе дороже.

Неожиданно в голову приходит шальная мысль. Быстро ищу в музыкальном приложении звук милицейской сирены, который стоит на звонке отца. Нажимаю «плей», но дорожка не проигрывается. Слабый интернет. Да чтоб тебя!