- Конечно, Марена. Ты можешь воспользоваться купальней и любыми рабами, которые тебе понадобятся. А мне с моей распутной зверушкой надо поговорить.

В поле зрения появились стройные ноги Ракшасы, в пушистых домашних тапочках, как всегда на высоком каблуке. Кадир не мог не заметить их изящества даже сейчас, когда изо всех сил старался смотреть только в пол. Слова Его Хозяйки прозвучали до боли мягко, почти как мурлыканье кошки.

- Волчонок, ты меня разочаровываешь. Я думала, ты знаешь, кто твоя Хозяйка. Когда подруги спрашивали меня, почему я держу такого страшного питомца, я всегда отвечала им: потому что ты предан мне как никто. Но ты же дикий маленький зверёныш, да? Ты всегда готов укусить единственную руку, которая накормит тебя. Что мне с тобой делать?

- Хозяйка… Хозяйка, казните меня, - голос Кадира прозвучал хрипло, слова с трудом пробивались сквозь подступивший к горлу ком.

Ноги Ракшасы чуть сместились, она сделала шаг мимо него, как будто размышляла.

- Да, - вздохнула леди, - казнить тебя – это то, что мне следовало бы сделать, не так ли? Это, по крайней мере, заставило бы закрыться этот похотливый ротик, который только что назвал хозяйкой другую госпожу, - Ракшаса громко вздохнула и теперь позиция её ног выдавала то, что она стоит напротив Кадира, скрестив руки на груди. – Ты делаешь меня слабым, волчонок. Моя привязанность к тебе. К кошмарному злому зверьку, который никогда не научится есть с рук. И всё же… Я не могу заставить себя казнить тебя.

В голосе Ракшасы очень искренне прозвучала грусть, и в тот момент стыд волной накатил на Кадира. Это было правдой. Всё, что она сказала. Его Хозяйка, вопреки всему, хотела его и по-прежнему позволяла ему жить, а он так легко позволил другой использовать его. Всё, что для этого потребовалось – это надежда, что его больше не будут считать пугалом и ненужной игрушкой, хотя ему следовало бы знать, что ручное страшилище госпожи – это лучшее, чем он когда-либо мог стать. Его предательство вонзило нож в доброе сердце его настоящей Хозяйки.

Он действительно чувствовал себя никчёмным. Без приказа, даже не спросив разрешения, Кадир опустил голову к ноге своей Госпожи. Потянул тапочек зубами и, добившись своего, принялся лизать её пальцы, пытаясь вымолить прощение самым доступным ему способом. Ракшаса, слишком великодушная, если учесть, как он обманул её доверие только что, позволила ему это.

- Ты думал, она захочет тебя? – спросила она, отступая назад и усаживаясь в кресло, грациозно закидывая ногу на ногу и коротким жестом показывая, что раб может продолжать. – Разве ты не знаешь, что единственное, что кто-либо кроме меня может от тебя желать – это посмеяться над тобой и унизить меня, показать, как глупо я веду себя, держа на расстоянии вытянутой руки такого бесполезного и уродливого раба? Разве ты до сих пор не понял, что моё милосердие – единственная причина, по которой ты ещё жив? Ты противен всем, кроме меня, только я готова к тебе прикасаться. И всё же с какой готовностью ты предаёшь меня при первой возможности, несмотря на всё моё великодушие? Но я знаю, что ты просто глуп и не обучен. Ты просто ещё не понимаешь, насколько я к тебе добра. Я бы хотела, чтобы ты понял это – тогда я могла бы наказать тебя, как ты заслуживаешь. Ты должен сам попросить меня об этом, волчонок, тогда мы сможем вернуться к тому, что между нами было. Но ты всё ещё не просишь меня. Так что я должна сначала убедиться, что ты понимаешь, что натворил.

Рука Хозяйки вцепилась в волосы Кадира, оттягивая его голову назад, и краем глаза он заметил, что она снова опускает ногу в туфлю.