– Лисенок, просыпайся! – кричал я ей сквозь слезы. – Очнись... – Но она продолжала лежать с посиневшими губами. Не смотрела на меня и молчала. Не шевелилась. – Нет, пожалуйста! Не делай этого, слышишь? Только не умирай, не вздумай, слышишь меня? Не вздумай… – Я продолжал вдыхать в нее жизнь минуту за минутой, не считая число нажимов. Я не мог поверить в то, что она мертва. Нет, она не могла умереть, не могла... – Алиса... – плакал я и снова целовал ее губы, надеясь на чудо. – Лисенок... Господи, Лисенок... 

Я никогда не верил в Бога. Но если Бог и существует, то он должен пощадить ее. Ей еще слишком рано уходить. Алиса не может умереть. Не может. Просто... не может... 

– А... кх… – вдруг услышал я то, чего так долго ждал. – Кха-кха... а... – вздрогнула Алиса и пыталась схватить немного воздуха.

– Давай, Лисенок, давай же, ну! Кашляй! Кашляй! Борись, сражайся... – Я уложил ее на бок и дал прокашляться. С этим кашлем я обретал душевный покой и улыбку на лице. – Кашляй, малышка. Дыши... 

Она жива, она продолжала жить. Я все же смог ее спасти. Но как же я боялся... 

– Боже, кха-кха-кха... – кашляла она водой и страшно дрожала. – Кха-кха... боже... кха...

– Ты молодец, – прижал я ее к себе и попытался согреть теплом своего тела. – Я тобой горжусь, Лисенок. Так горжусь. Ты просто молодец... ты молодец. Ты большой молодец.

– Макс, – хрипло сказала она и тут же расплакалась. – Макс... – рыдала Алиса, – я думала, что умру... Макс... Боже... 

– Все хорошо. Чш... все хорошо... все хорошо. Уже все хорошо.

Она лежала на мне, и я ощущал, как капают теплые слезы. Я крепко обнял Алису и сказал спасибо небесам за этот подарок. Потому что это было настоящим чудом. И если бы она умерла в тот день, то я бы точно покончил с собой. 

И хотя я не знал, что будет дальше, не представлял себе, как ляжет теперь карта. Но я четко понимал, что без Алисы я своей жизни не вижу. Мы просто должны быть вместе. Иначе стимула жить у меня не останется.

3. Глава 3

Макс лежал в грязи. На глинистом берегу городской реки. Уставший и пропитанный насквозь ледяной водой. Его тело дрожало от холода и напряжения, мокрая гусиная кожа отдавала легким паром уходящего тепла. Но он лежал на спине и крепко прижимал меня к своей груди. Я отчетливо слышала, как бешено стучит его сердце. Как хаотично он дышит, едва поверив, что я не погибла и буду жить.

Он просто гладил меня по мокрым волосам и методично повторял:

– Все хорошо, Лисенок... Все хорошо... чш-ш-ш... чш... Все хорошо.

Когда я открыла глаза и осознала, что тьма исчезла, что я вдруг ожила и снова могу дышать, то первое, что я увидела – его лицо. Оно было бледным и небритым. С вереницей тюремных татуировок, значение которых я не понимала. Оно было шершавым и колючим, как тот мороз, что поглощал меня там – на самом дне, когда я задыхалась от воды в моих легких. Но эти глаза... Эти полные слез и надежды глаза... 

Они не позволяли Максу обмануть меня. Они говорили о нем в тот момент гораздо больше, чем он мог мне рассказать за несколько часов. Они были напуганы, испещрены утратой того, кого так отчаянно реанимировали руки... Эти жилистые, колотые шрамами руки, что прижимали меня к мокрой полицейской форме и отдавали мне последнее тепло, которым полнилось его сердце.

Ведь я не могла этого не понять. Такие вещи не могли мне показаться, оказаться ошибкой или самовнушением. Он и правда пошел ради меня на все. Макс пошел за мной до конца и вытащил ненавистную стерву с того света. Он презирал меня... унижал. Он истязал меня и бил, жалея на словах, что не прикончил Алису Фергюсон сразу же, как только увидел... Но на деле он почти пожертвовал собой, чтобы достать меня с самого чертового дна, хоть даже не представлял, жива я или уже никогда не скажу ему спасибо.