Я начал смеяться, неожиданно для самого себя. Смех был каким-то истеричным, даже перешел в завывания, но я никак не мог остановиться и замолчал только тогда, когда Саня ткнул меня локтем в ребра.

– Хватит ржать, дурак! – приказал он. – Сейчас весь этаж сбежится. Неврастеник, тебе лечиться нужно. То у него депрессия, то хохочет, как дурень…

Я замолчал, перевел дух и, перефразируя профессора, заметил:

– В воздухе какое-то напряжение. Тебе не кажется?

– Это у тебя в мозгах напряжение! – взбесился Саня. – Черт, что за день такой сегодня!

Потом он успокоился, сел и произнес:

– Хотя, знаешь, ты, пожалуй, прав насчет напряжения. Тьху, слово-то какое-то неудачное. На самом деле чувствуется совсем другое.

– Ох… – только и сказал я.

Мне вдруг очень важным показалось припомнить детали тягучего ночного кошмара, который мучил меня в течении тех немногих часов, которые я провел в постели. Серая лесная мгла, лица странных людей, звериные морды, смутные силуэты непонятных построек. Исполинское дерево, возвышающееся над ночной долиной, окаймленной на горизонте горной цепью. Клубящиеся черные тени на вершине дерева… Потом… Что же было потом? Осталось только лицо Татьяны. И еще что-то. Просто взгляд, присутствие. Помню, когда я его увидел, меня переполняли два ощущения: усталость и удовлетворение. Безграничная усталость и безграничное удовлетворение, как будто мне удалось сделать нечто, важнее чего в жизни ничего не может быть. Больше я ничего не помнил.

– Давай выпьем, – сказал Саня.

– А мы от этого не помрем?

– Значит, суждено.

Честное слово, в любой другой ситуации я бы не согласился. Но мне было так плохо, во всех смыслах, что я сдался.

– Ну, давай, – сказал я.

Шурик нашел стаканы, взял бутылку и набулькал по полстакана сначала мне, потом себе.

– Выпьем за победу. За то, чтобы никогда не терять голову, особенно из-за женщин, – произнес он, наставительно жестикулируя указательным пальцем.

Ну, уж нет. Хоть я кивнул в знак солидарности, на самом деле я пил за любовь.

– Прощай, Танюша. Прощай, любимая, – всхлипнул я и заплакал.

– Ты чего? – испугался Шурик.

– Не знаю. Мне худо.

– Так пей быстрее.

Я последовал его совету и осушил стакан. Саня опередил меня на долю секунды и поэтому уже чавкал помидором:

– Ну как?

– Что-то странное. Кажется это не спиртное…

Я подумал, что он прав. От напитка меня бросило в такой жар, что я решил приоткрыть окно. Пошатываясь, я встал, но не успел добраться до подоконника, как Саня трагично охнул.

– Я вспомнил, – промямлил он. – Когда перед уходом я заглядывал в холодильник, никакой бутылки там не было. Нам ее подсунули, пока никого не было!

– Кто?

– Не знаю! Но, похоже, они своего добились.

– Спасибо за угощение… Черт меня дернул согласиться… – прохрипел я испуганно.

Пугаться было чего. Потому что теперь стало так паршиво, что все предыдущие муки по сравнению с нынешними показались мне просто детскими шалостями. Саня барахтался на кровати, кое-как стал на четвереньки и сделал попытку слезть. Не знаю, где закончился его путь. Мне было не до него. Я как парализованный рухнул через кровать на стол и, цепляясь за него, попробовал подтащить свое тело к подоконнику в последней надежде позвать на помощь. Как я ненавидел себя за то, что в беспорядке бросил конспекты на стол! Теперь они мешали ослабевшим пальцам дотянуться до края окна. Только бы доползти до окна и крикнуть «помогите!».

Руки перестали меня слушаться, когда я был почти у цели. Я оцепенел, лежа головой на подоконнике, грудью на столе и ногами на кровати. Живот, словно шлагбаум, провис в воздухе. Тетрадь сорвалась со стола и начала свой путь вниз, однако ее падение и не думало заканчиваться.