Мрак вытер с лица горячее и мокрое, поморщился: дурак меры не знает, зря силы тратит, лупит так, будто скалы ломает, а не колотит головы, что по крепости уступают даже глиняным горшкам…

Когда от двенадцати остался один, невры увидели, как этот уцелевший заставил коня попятиться, что вызвало у Олега радостный вздох, а у Мрака скептическую ухмылку – хоть один понял. Все понимают, когда рога сшибут да по голове шарахнут.

Всадник помчался к основному войску, но оттуда и так уже двинулась целая масса конных, на этот раз впереди скакали два старых воина в богатых одеждах, которых Мрак счел воеводами. Обгоняя их, вперед вырвались, склонившись к конским гривам, всадники на тяжелых конях, в добротных доспехах, а впереди свирепо блестели широкие наконечники копий.

Мрак посерьезнел, отодвинул изгоев и вышел навстречу. Они видели, как напряглись и распустились мышцы на спине и плечах, а руки раздвинулись в стороны и замерли в ожидании, когда неуловимый миг отделяет жизнь от смерти в виде пронзающего тело острого железа, что рвет внутренности, ослепляет болью.

На него налетели сразу трое. Мрак колыхнулся, как тонкое деревце под ударами ветра, исчез, изгои видели только размытые движения, но два седла разом опустели, в одном возник Мрак, уже со страшно вскинутой секирой. Тут на них самих налетели, впервые к грохоту копыт примешались яростные крики, ругань, и Олег вынужденно заметался из стороны в сторону, защищаясь от ударов. От этой защиты пустели седла, он сам оказался в седле и частичкой сознания со стыдом понял, что, как всегда, подражает грубому, недалекому Мраку, ибо тот живет среди таких же грубых и простых людей и знает, что делать, а вот он, Олег…

На одном коне, белом и красивом жеребце с огненными глазами, уже вертелся Таргитай и размахивал огромной булавой. Вокруг него возникал простор, ибо певец часто попадал и по коням, те жалобно кричали и катились в дорожную пыль, как брошенные с размаху камешки.

Воеводы остановились на возвышении, молча наблюдали за схваткой. К ним подъехали лучники, встали в три ряда. У каждого за спиной белел широкий колчан из бересты, полный длинных оперенных стрел, луки тоже длинные, почти в человеческий рост.

Мрак наконец взревел страшно и зло. Предплечье оросилось красным, Олег подал своего коня в его сторону, вдруг да оборотню нужна помощь, но Мрак зло оскалил зубы, раненой рукой схватил одного несчастного и поднял в воздух. Вопль прервался зловещим хрустом костей. Воин обмяк и повис, как мокрая тряпка, а Мрак мощно швырнул его, едва не свалив коня, в сторону холма с воеводами.

– Опять деремся! – вскричал Таргитай горестно. – Когда же это кончится!

– Никогда! – рявкнул Мрак окрыленно.

– Правда?

– А что мы – жабы?

– Жабы тоже бьются! – крикнул Олег.

– Вот видишь, – сказал Мрак. – Даже жабы…

– Но мы ж не жабы, – сказал Олег с тоской. – Мы не жабы!

Судя по лицу Мрака, он хотел сказать, что тем более будут драться, кусаться, рвать зубами, но от холма раздался тягучий хриплый вой боевого рога. Уцелевшие всадники начали подавать коней назад, на земле бились раненые, сновали и сипло ругались сорванными голосами люди, уже не страшные, уже раздавленные и униженные, брошенные в пыль и кровь.

Мрак со злой гордостью оглядел изгоев. Ни тот ни другой не хотели драться, но вокруг них убитых и покалеченных не меньше, чем вокруг его коня, теперь уже его. Сами забрызганы кровью, конские бока в красных потеках, копыта скользят в темно-красных лужах, но уже и кони пугливо слушаются новых седоков, и сами изгои даже не очень запыхались.

Он нагнулся, подхватил широкий щит, швырнул Олегу, второй бросил Таргитаю, оба поймали на лету, даже не шелохнулись, выбрал и себе.