Жарким днем братья сидели в задней комнате маленькой грязной кофейни на улице Шерифа Паши, пили тепловатый лаймовый кордиал и отгоняли мух, выпуская клубы табачного дыма. Они походили на друг друга – в одинаковых легких костюмах, с тонкими усиками а-ля Насер[17]. С помощью Ассама Каваш намеревался разузнать о Каттаре; для этого он продумал убедительную стратегию поведения, на которую тот должен купиться. Однако дело следовало вести очень тонко и деликатно. Внешне Каваш сохранял обычное хладнокровие, ничем не выдавая внутреннего волнения.

Для начала он выбрал тактику прямолинейности:

– Брат мой, ты знаешь, что происходит в Каттаре?

Красивое лицо Ассама приняло скрытное выражение.

– Если ты не в курсе, я ничем не могу помочь.

Каваш покачал головой.

– Никто и не требует от тебя раскрытия секретов; к тому же я и сам догадываюсь, о чем речь, – солгал он. – Проблема в другом: мне не нравится, что дело ведет Мараджи.

– Почему?

– Я беспокоюсь о твоей карьере.

– Мне нечего волноваться…

– А стоило бы. Имей в виду – Мараджи метит на твое место.

Хозяин кофейни принес блюдо олив и две питы. Каваш молча наблюдал за выражением лица Ассама: от природы закомплексованный, тот явно заглотил наживку.

– Я так понимаю, Мараджи отчитывается непосредственно перед министром?

– У меня есть доступ ко всем документам, – возразил Ассам, оправдываясь.

– Ну, мало ли что он там может шепнуть на личной аудиенции. Сейчас у него очень сильная позиция.

Ассам нахмурился.

– А ты-то откуда узнал об этом деле?

Каваш прислонился к прохладной бетонной стене.

– Один из людей Мараджи сопровождал кое-кого в Каире и засек «хвоста»: им оказался израильский агент по кличке Тофик. У Мараджи в городе нет своих людей, поэтому запрос телохранителя передали мне.

Ассам презрительно фыркнул.

– Мало того, что допустил за собой слежку, так еще и обратился не по адресу. Ну куда это годится!

– Все можно исправить, брат мой.

– Продолжай, – сказал Ассам, почесывая нос рукой, унизанной перстнями.

– Расскажи своему руководству о Тофике. Объясни, что Мараджи, при всех его несомненных талантах, не умеет подбирать людей, поскольку молод и неопытен – по сравнению с тобой, например. Настаивай на том, чтобы тебя назначили ответственным за кадры на проекте «Каттара», и посади туда своего человека.

Ассам кивнул.

– Понимаю.

Каваш почувствовал вкус успеха. Он наклонился ближе и понизил голос:

– Руководство будет тебе признательно за выявление слабого места в деле повышенной секретности, а ты будешь в курсе всего, чем занимается Мараджи.

– Отличный план; сегодня же поговорю с начальником, – сказал Ассам. – Спасибо тебе, брат.

Оставалось добавить еще одну вещь – самую главную, но нужно выбрать правильный момент. Пожалуй, стоит выждать пару минут. Каваш поднялся и сказал:

– Ты всегда был моим покровителем!

Рука об руку они вышли в зной городских улиц.

– Сразу же займусь поиском нужного человека, – сказал Ассам.

– Ах да, кстати, – протянул Каваш, будто бы внезапно вспомнив незначительную деталь. – У меня есть на примете идеальный кандидат: умный, находчивый, осмотрительный – племянник моей покойной жены.

Ассам подозрительно прищурился.

– Значит, он будет обо всем докладывать тебе?

Каваш сделал оскорбленное лицо.

– Нет, ну если я прошу слишком многого… – Он поднял руки, словно сдаваясь.

– Ладно, – уступил Ассам. – Мы ведь всегда помогали друг другу.

Они дошли до угла; здесь их пути расходились.

Каваш с трудом сдерживал ликование.

– Я пошлю его к тебе; вот увидишь, он надежен.

– Быть по сему, – ответил Ассам.

Пьер Борг познакомился с Дикштейном лет двадцать назад. Тогда, в 1948-м, он посчитал, что парень не годится для этой работы, несмотря на выходку с краденым оружием. Тощий, бледный, нескладный, Нат не внушал доверия. Однако приказ спустили сверху, и Боргу пришлось дать ему шанс. Довольно быстро он понял, что мальчик хоть и невзрачен на вид, зато умен как черт. К тому же Дикштейн обладал странной притягательной силой. Кое-кто из женщин в «Моссаде» сходил от него с ума, чего другие – включая Борга – никак не могли понять. Впрочем, сам Дикштейн не выказывал интереса ни в ту, ни в другую сторону; в его досье значилось: «Личная жизнь отсутствует».