Деревня оказалась маленькой, всего одна улица – широкая дорога между домами.
Если верить Косте, стоит она минимум сто лет, но выглядит вполне сносно. Дома деревянные, ухоженные, с раскрашенными ставнями – приятно посмотреть. Позабавило, что все заборы выкрашены одинаковой голубой краской.
В памяти Воронцова всплыл деревенский дом почившей бабушки, который всегда пах уютом и пирогами. К сожалению, это единственное оставшееся воспоминание, остальное с годами стёрлось из памяти. Он уже не вспомнит расположение комнат и что росло в огороде, но аромат свежих пирогов и сена неизменно возвращали его мысли туда, где было так счастливо и беззаботно в детстве.
Воронцов крутил головой налево и направо, восхищённо оглядываясь вокруг. После городского, серо-грязного пейзажа, здесь были сочные краски зелени и цветов за заборами.
Из-за немного покосившейся калитки, с веселым лаем, выскочил щенок – рыжая дворняжка с хвостом-бубликом. Сделав несколько кругов вокруг нежданного гостя, он улёгся у его ног.
– Какой хороший! – умилился Воронцов, почесывая теплое пузико, подставленное собачьим ребенком, – Ладно, рыжая, пора мне, – ласково потрепав собаку по холке на прощание, он двинулся дальше.
Скоро он дошел до выцветшего здания с небольшим крыльцом в 3 ступеньки и с косо висящей над входом облупленной вывеской «Продукты». На фоне ухоженных домов и чистой улицы, магазин смотрелся небрежно, как кусочек пазла из другой картинки.
Поднявшись по выщербленным ступенькам, Воронцов вошел в душное помещение. В магазине не было ни одного покупателя. Только продавщица за дальним прилавком листала газету. Увидев Воронцова, она оживилась, отложила чтиво и пошла навстречу со своей стороны прилавка. Воронцов застыл – прямо на него шла огромная грудь, размера, наверное, двадцатого. Если такой существует. Колыхаясь в такт шагов хозяйки, она гипнотизировала, не давая возможности оторвать глаз. Нет, Воронцов не был любителем больших размеров, наоборот, ему нравилась маленькая, аккуратная грудь. Сейчас же он так завис только потому, что ничего подобного ещё не видел.
Продавщица заметила его взгляд и тут же кокетливо взмахнула густо накрашенными ресницами.
– Добрый день, что вам продать?
Воронцову пришлось приложить усилие, чтобы побороть ступор и выдавить:
– Хлеба, пожалуйста. Белого. И консервы, – голос неожиданно пропал, и он, что называется «дал петуха».
– Одну минутку, – бархатным голосом промурлыкала продавщица и, покачивая бёдрами, неспешно двинулась к стеллажу с консервами.
Воронцов выдохнул. Мозг включился, как только из поля зрения пропала необъятная грудь.
–Что-то ещё? – кокетливо хлопала ресницами продавщица.
– Да, водки. Две бутылки.
Около пяти минут Воронцову пришлось ждать, пока коварная соблазнительница дойдёт до полок с водкой, демонстрируя со всех сторон фигуру. Потянувшись на верхнюю полку за бутылкой, аки серна, она бросила соблазнительный взгляд на Воронцова через плечо.
– Сколько с меня?
– Двенадцать рублей, – проворковала она, навалившись на прилавок своей безмерной грудью.
Рассчитавшись, Воронцов было развернулся было уходить, но остановился.
– Вы мне не покажете, как пройти к дому Авдотьи?
Женщина удивлённо вскинула брови.
– Да подскажу, че не подсказать. Идите прямо, до речки. Выйдете, и аккурат по правую руку дом будет. Увидите, он один там.
Поблагодарив, Воронцов вышел из душного магазина, оставив озадаченную продавщицу, и направился к дому.
Глава 4
Хата, сложенная из некрашеных брёвен, потемневших от времени и сырости, стояла покинутая и жалкая. Один бок её просел, отчего заметно съехала крыша. Перевязанные жерди, заменяющие забор, согнулись в поясном поклоне неизвестным гостям. Деревья тянули к небу сухие ветви, больше похожие на узловатые старческие пальцы. Жухлая трава грязными клочьями разбросана по участку. Оглядываясь, у Воронцова всё больше просыпалось чувство жалости. Бедная старуха, одна-одинешенька, некому было даже помочь в хозяйстве – подрезать деревья, подкрасить рассохшийся забор, поправить разваливающийся дом. Участки соседей пестрели ярко окрашенными фасадами, и лишь этот кусочек, словно мертвый остов. Раковая язва на нежнейшей коже. Бедная женщина, ужасная участь – прожить жизнь, а нажить лишь врагов. Страшно осознавать, что ни один человек в этом мире не готов протянуть тебе руку помощи. Тихий выдох, полный жалости и горечи вырвался из лёгких Воронцова.