АРТУР – И я покаюсь. Не буду с вами церемониться. Буду драться за Веронику, не соблюдая никаких церемоний. Так и знайте! Хотя подозреваю, что только вместе мы волнуем ее, превращаем мир юности в источник удовольствия жить и чувствовать.

ГРИГОРИЙ – Порознь мы обыкновенные волокиты.

БОРИС – Не в чем каяться безответно влюбленному. Я вот вскрыл перед вами застарелый гнойник в душе и легче. А вы думайте что хотите. Я не уступлю Веронику.

ГРИГОРИЙ – Тогда и я беру клятву обратно. И я не уступлю!

БОРИС – Мы все давно сошли с ума. Но иллюзии наши о счастье делают Веронику востребованной женщиной. Как других делает востребованной чувство соответствия массовому эталону женского счастья, чтобы все было как у всех.

АРТУР – Я разорвусь, но у Вероники все будет как у всех счастливых баб. И больше.

ГРИГОРИЙ – Стоп! Хватит коллективного мазохизма! Хватит марать Веронику грязью своего жизненного опыта. Я ухожу!

АРТУР – Не смеши мои косички.

ГРИГОРИЙ – Я ухожу! Я не достоин состязаться с вами, жаворонки вы мои!

Артур бросается за Григорием.

АРТУР – Прости. Вернемся на старт! Я готов начать все сначала наравне с вами!

БОРИС – А ты, Артур – прямо святой. Поэтому нормальные бабы от тебя шарахаются. Зачем ты вернул конкурента. Пусть, пусть идет. У него любовниц – гарем, он же коллекционер телок.

Григорий бросается на Бориса. Схватка, сначала шуточная, едва не стала кровавой. Синяками обзавелись оба петуха, и Артур, получил фонарь, пока разнимал.

ГРИГОРИЙ – С чего это мы завелись?

БОРИС – Мечту свою не поделили.

АРТУР – Вам нельзя доверять Веронику. Я исключаю вас из числа членов пайщиков… Тьфу… Из числа претендентов…

ГРИГОРИЙ – Повинуюсь, господин директор кооператива идиотов. У вас же запросы, вам подавай вечную, хрустальную любовь. А мы и на дружбу не пригодились.

БОРИС – Не кисни, Бутса, ничто так быстро не приедается, как однообразие верности. Верность в наше время – душевная лень. Наши шансы на взлете.

АРТУР – Что, я не достоин красивой, чистой любви с верностью на всю жизнь?

ГРИГОРИЙ – Все мы, и ты, и я, и Бориска все недостойны Вероники.

БОРИС – Мы виноваты в ее пожизненном одиночестве.

ГРИГОРИЙ – Бывало, запрусь в кабинете, фотографию Вероники уберу в ящик стола лицом вниз и так нарежусь тихо сам с собою, что и заночую в кабинете на столе. Раз застрелиться хотел, да вестовой помешал, объявили тревогу… Я хотел, хотел честно любить свою жену, но как посмотрю на ее талию, как вспомню Веронику, – тоска берет.

БОРИС – Бесы только и ждут этого момента.

ГРИГОРИЙ – Так и есть. Как начнут шептать, что жена шарит по карманам, что носит именно то, что ней не личит, что красно-оранжевые кофточки ее я ненавижу как личного врага. А она жена, мать моих детей. Думаю, вырвусь из тайги на пенсию – наверстаю. Из-за баб и погоны генеральские профукал.

АРТУР – А генеральские лампасы тебе жуть как пойдут.

ГРИГОРИЙ – А то! Примерял уже генеральские штаны, да пришили мне аморалку. Моя накатала со зла телегу. Хорошо, что связистка скосила: ничего не было и ребенок не мой. Жена моя – тоска моя. А Вероника – радость моя, улыбка такая теплая.

БОРИС – Как разношенные валенки.

ГРИГОРИЙ – Цыц! Как теплый солнечный день бабьего лета.

БОРИС – Без ветра в голове и зноя в портках.

ГРИГОРИЙ – Господи, как бы я любил. Как бы я холил.

БОРИС – Удивительно, время потеряло Веронику из виду. Время никому не дает спуску. У других как по расписанию приходят морщины, гаснут глаза, озлобленность от душевного одиночества, а Веронику как будто не замечает это гнусное наказание за прожитую жизнь.

АРТУР – У нее договор с небесами, Господь притормаживает ее время.