– И при этом мог кипеть внутри, – возразил Аркадий. – А накопление внутреннего напряжения…

– Нет-нет, он действительно был спокоен! По-моему, встречаясь с хамством, он включал в себе какой-то автопилот… Думал о другом, а с хамом разговаривал как бы на уровне подкорки. Согласитесь, что в большинстве случаев этого бывает достаточно, все это вполне примитивно… Правда, я так не могу, – заключил Чухновский, – сразу начинаю нервничать. Если кто и умрет от хамства, так это я.

– Что вы думаете о Наталье Леонидовне Раскиной? – спросил Аркадий, решив резко изменить тему.

Чухновский, видимо, не умел сразу перестраиваться с одной темы на другую – он застыл, раскачиваясь, будто получил подножку. Подумал.

– Раскина? – переспросил он. – Слышал об этой женщине. Она работает с Генрихом Натановичем. Никогда ее не видел, но помню, что Генрих отзывался о ней, как о хорошем работнике.

– А о других своих коллегах – Пастухове, например, – Подольский тоже рассказывал?

– Он мало говорил со мной о своих проблемах на работе, – покачал головой Чухновский. – Мы все больше о духовном… Послушайте, я понимаю, почему вы во всем этом копаетесь. Страховая компания хочет сохранить деньги, вот и ищет, как бы не заплатить, но, уверяю вас, к Генриху Натановичу это никакого отношения иметь не может.

– О чем вы? – удивился Аркадий. – Какая страховая компания?

– Но это же очевидно! Наверняка Генрих Натанович застраховал свою жизнь на случай тех или иных видов смерти. В том числе и от смерти в результате сердечного приступа. А теперь страховая компания наняла вас, чтобы доказать: смерть наступила из-за причины, которая не входит в страховой полис. Я прав? Не вижу, какая иная причина могла бы заставить похоронное управление отказать в погребении по еврейским обычаям.

Аркадий решил не спорить.

– А что вам говорят фамилии Хойзингера и Азизова? – спросил он, давая Чухновскому понять, что он, может быть, и прав в своем предположении о вмешательстве страховой компании. Хотя, конечно, если бы раввин дал себе труд подумать, то вспомнил бы, что частные детективные агентства не занимаются расследованием страховых дел, у компаний есть собственные следственные отделы.

– Об Азизове знаю только то, что он играл с Генрихом Натановичем в шрайк, – сухо сказал Чухновский. – Я лично эту игру не одобряю, но у всех есть свои слабости… А фамилию Хойзингера слышу впервые. Еще есть вопросы?

Он демонстративно посмотрел на часы. Аркадий встал – он и сам собирался уже уходить, разговор навел его на кое-какие мысли, хотя, конечно, дал куда меньше информации, чем он ожидал.

– Вы сами, – сказал он, – может, вспомните, с кем еще встречался в свободное время Генрих Натанович? Были ли у него родственники? Уверяю вас, это очень важно. И не для каких-то там страховых компаний. Для истины.

Это прозвучало фальшиво, и Аркадий увидел, как поморщился Чухновский.

– Родственники, – пренебрежительно отмахнулся раввин. – Был один… Лев его зовут. То ли кузен, то ли еще дальше. В свое время он… Впрочем, это неважно. Генрих не встречался с кузеном и, по-моему, даже не знал, где тот сейчас находится.

– В свое время… Что – в свое время?

– Лев – врач. В пятьдесят шестом он определил у родителей Генриха СПИД-б. Если бы не этот диагноз, они, возможно, были бы живы и сейчас.

– Не понял, – поднял брови Аркадий. Конечно же, он знал, что имел в виду Чухновский, но хотел, чтобы тот высказался более определенно. Мнение о том, что СПИД-б – болезнь скорее психическая, нежели физическая, было достаточно распространено, особенно почему-то в среде интеллигенции. Конечно, все знали о существовании вируса, с этим никто не спорил. Но в ходу была идея о том, что на самом деле вирус СПИДа-б разрушает иммунную систему не организма, а мозга, ослабляя его способности к анализу окружающего мира, заставляя без всякой критики воспринимать чужое влияние. И тогда достаточно было человеку сказать, что он заражен страшной болезнью, как у него действительно – при полном физическом здоровье! – появлялись все типичные симптомы иммунодефицита. Если врач не успевал разобраться в том, что симптомы эти фантомны, человек погибал, и только вскрытие показывало, что умирал он практически здоровым. Идея эта, имевшая широкое хождение, на самом деле была вздорной и очень мешала медикам бороться с эпидемией. Но ведь вздорные идеи часто бывают убедительнее реальных.