В самом конце был, впрочем, момент, когда мужчина неожиданно перестал насиловать свои голосовые связки и перешел на нормальную речь.

– А после этой процедуры, – сказал он, – я бы предпочел горячую ванну, но не для тела, а для мозгов. С температурой точки Кюри. А?

И голос Раскиной ответил:

– Любопытная идея. Только не делай этого сам. А лучше – вообще не делай.

Мужчина что-то пробормотал, и запись кончилась. Аркадий с Виктором прослушали эту часть раз десять, но только цифровая обработка позволила понять, что мужчина сказал: «Что я, идиот по-твоему?»

Почему Раскина не хотела, чтобы именно этот клип попал в руки следователя, занимающегося смертью Подольского?

На Самотечной площади во второй линии – со стороны Неглинной – возникла пробка, настолько плотная, что никто из водителей не мог развернуть крыльев и подняться над землей. Полиции видно не было – видимо, в районе Цветного бульвара произошла авария, и патрульные с площади направились к месту происшествия. Аркадий, который вел машину на небольшой скорости, успел затормозить, прежде чем подошел к шедшему впереди «транзиту» на расстояние, запрещающие взлет. Он посмотрел в зеркало – машина, шедшая позади, повторила его маневр, там, видимо, сидел достаточно опытный водитель, и теперь между «сибирью» Аркадия и «транзитом» оказался достаточный зазор – можно было взлететь, что Аркадий и сделал.

Он взял на себя управление и вывел машину из потока в третий эшелон. Осмотрелся – он летел над домами Юго-Запада, огибая по широкой дуге Воробьевы горы. Если свернуть к развилке над метромостом, легко попасть в больницу Второго управления, в морге которой находилось сейчас тело Подольского.

Телефон тренькнул, когда Аркадий выполнял маневр разворота под бдительным взором патрульного из вертолета дорожной полиции. Руки у Аркадия были заняты, он не успел переключить аппарат на звуковое управление, и теперь приходилось ждать, пока он завершит маневр, сделает левый нижний разворот и ляжет на новый курс. Номер вызывавшего абонента был Аркадию не знаком. После пятого гудка включился автоответчик, и Аркадий услышал женский голос:

– Это Раскина. Вы хотели пригласить меня на какой-то вечер. Если не передумали, перезвоните мне на работу.

Аркадий вывернул на курс, включил автопилот и освободил руки, но Раскина уже закончила сообщение и отключила связь. Надо было поспорить с Виктором, – подумал Аркадий. Не так уж плохо он знает людей, как кажется начальству. Перезвонить сейчас или подождать? Потом у него может не оказаться свободного времени – мало ли какой сюрприз ожидает его в больнице? Он надавил кнопку возврата разговора.

– Слушаю, – сказала Раскина после первого же гудка.

– Это Винокур, – сообщил Аркадий. – Семь часов вас устроят?

– Вы можете включить видеоканал? – спросила Раскина, помолчав.

– Я в воздухе, – объяснил Аркадий, – и в кабине у меня тесно, вдвоем с вашим изображением мы не поместимся.

– Зато у меня просторно… Ну хорошо. Да, семь часов меня устроят. Где?

– Ресторан «Тамилла», если вы не против.

– Никогда не была в «Тамилле», – голос женщины стал почему-то напряженным. – Хорошо.

Она прервала связь, не попрощавшись, и Аркадий, выждав несколько секунд, переключил аппарат на анализатор. На приборной панели высветились параметры, определенные полиграфом по модуляциям голоса Раскиной во время этого краткого разговора. Аркадий не ждал откровений, на слух он и сам определил, что Раскина взволнована. Числа, однако, его поразили: Раскина умудрилась солгать дважды – когда сказала, что у нее просторно, и когда заявила, что никогда не была в «Тамилле». Значит, говорила она не из лаборатории. Откуда? Раскина понимала, что ему ничего не стоит это выяснить – он знал номер телефона. Но все же солгала – может, чисто механически? Может, она имела в виду вовсе не физическое пространство, а пространство мысли или что-то еще? Анализировать это не имело смысла, да и к делу оговорка Раскиной, скорее всего, отношения не имела.