– Повторные? Нет, они подшиваются в общее дело. В реестре архива делается пометка, где хранятся все данные.

Она не проявляла любопытства и не задавала вопросов. Это видимо было выработанное за годы работы с пациентами и врачами правило.

– А скажите, ну, вдруг. Вы случайно не помните пациентку с фамилией Серпухова?

– Лена? – по-свойски спросила Шапкина

– Да, да.

– Помню. – Снова ответ и никакой встречной реакции.

– А можете рассказать мне про нее?

– Я вообще-то обедаю.

– Обед? А сколько времени?

– Два часа. Еще вопросы будут? У меня суп остывает.

– Да, да, конечно. Хотя. А можно я с Вами? – Никите надо обязательно было узнать подробности этой истории.

Они направились вглубь кухни. Шапкина заняла свое место, а Никита залез в холодильник в поисках продуктов. Все продукты требовали готовки, а ему сейчас было не до этого. Он достал сыр, колбасу, отрезал себе кусок, бросил на хлеб и поставил чайник.

Шапкина скептически наблюдала за его манипуляциями, но не предлагала ни помощь, ни поделиться своим обедом.

– Так, Марина Владимировна. Что Вы помните про Лену? Как Вы пришли к такому простому и изящному решению ей помочь? Как Рябинин в первый раз тогда успокоил маму Лены? И как она? Как приехала на контроль? Расскажите мне все.

– Ну, скажете тоже, конечно. «Изящное решение»: сразу видно, столичный доктор.

– Так и есть. Я ожидал, как бы это сказать, традиционные для того времени методы лечения.

– Если бы меня спросили, то я бы так и поступила. Но Рябинин все-таки был гений, и он тут был главврач.

Никита нахмурился.

– Так Вы не согласны были с ним? Но я думал, что это все Вы… – Никита замолчал, откусывая бутерброд.

– Конечно я. Только по распоряжению главного врача. Вы видно молодой человек никогда не работали в настоящем учреждении. Не понимаете как тут все устроено. Без разрешения или распоряжения главного врача никто и шагу ступить не может. Нет, нет. Это все он.

– Занятно. А можете тогда поподробнее рассказать и самое главное… меня интересует второй визит. В деле не хватает информации.

– Вы ошибаетесь. В личном деле исчерпывающая информация. Вы просто плохо смотрите.

– Да, но там не данных о беседах с матерью и о том, что оказывается Ваше сближение с девочкой – это часть терапии.

Шапкина, слегка прищурившись смотрела на своего собеседника, как бы размышляя стоит ли ему доверять или нет. Потом тяжело вздохнула, как будто решила, что кое-что можно ему рассказать и заговорила:

– Понимаете ли, Никита Константинович. Если в деле, на ваш взгляд чего-то не хватает, то значит так и должно быть. Это все-таки не простая лечебница была. О чем Рябинин разговаривал с пациентами и их опекунами, с сотрудниками, какие распоряжения давал – это все не имеет значения, если этой информации нет в личном деле пациента.

– Кажется, теперь понимаю. Но я же могу рассчитывать на Вашу помощь?

– Если бы Вы лично обратились, то вряд ли. Но мне ПРИКАЗАНО оказывать Вам содействие, я все-таки нахожусь на службе. Поэтому спрашивайте.

– Для начала, можете рассказать мне то, как Вы помните все, связанное с делом Лены?

– Что ж. Я хорошо помню 88 год. В тот год было удивительно много разных случаев. Ее привезли зимой. Девочку оформили, и мы пытались решить куда разместить тренера. Была уже почти ночь, тогда с транспортом было, как Вы понимаете, не очень. Но оставлять ее в одной из палат было не по протоколу, и в крыло с персоналом мы не могли ее отправить, ведь она могла услышать что-то, что не должна.

– Вы про медицинские данные говорите, так ведь?

– Вы серьезно сейчас? А вы разве не обратили внимание на некоторые фамилии в делах, а диагнозы? У нас тут ВСЕ пациенты были необычные. Честное слово…