Такие действия не только не являются актами восстановления справедливости, но и являются новыми актами несправедливости. Они – не что иное, как эскалация несправедливости под видом борьбы с ней. Совершающий подобное не несет справедливое возмездие – он лишь совершает новое преступление. И принимает на себя всю ответственность за него.
Есть еще один важный вопрос, который непременно следует затронуть, говоря о правильном понимании справедливости, этичности и чести.
Существует распространенное заблуждение, согласно которому в определенных обстоятельствах индивид обязан проявлять некое благородство по отношению к тем, кто совершает либо уже совершил преступление против него либо против других людей. К примеру: если человек был несправедливо лишен свободы, а затем отпущен под данное им слово не искать мести, то он якобы обязан это слово сдержать – так же, как ему следовало бы это сделать в ином случае.
Подобные представления и близко не лежат к истине. Они ограниченны, этически абсолютно неверны и основаны на превратном понимании честности, поскольку лишают жертву преступления права на справедливое возмездие и, напротив, защищают интересы тех, кто это преступление совершил.
Слово, данное человеком и нарушаемое им для того, чтобы остановить или предотвратить преступление, либо для того, чтобы осуществить акт справедливого возмездия, ни к чему его не обязывает. Защищать интересы справедливости – вот его единственный этический долг, и никакого другого не существует. Клятвы, присяги, обещания, устные и письменные договоренности – все это теряет свою значимость тогда, когда к этому апеллируют с целью заставить вас отступиться от этого долга.
Человеческие мысли неподсудны. Но, тем не менее, наш образ мышления, то, как мы выносим свои суждения и даем оценки тем или иным событиям и человеческим поступкам – как своим собственным, так и чужим – многое говорит о том, кто мы есть на самом деле.
Справедливость, чувство и понимание справедливости, любовь к ней – именно то, что отличает достойных людей.
И, если справедливого человека я назову достойным, то справедливого и гуманного я назову достойным и благородным.
Любовь к справедливости выражается в отношении к ней как к высшей ценности, абсолюту – и, как следствие, в стремлении всегда руководствоваться ее интересами и принципами везде, где они применимы, в стремлении действовать исключительно в соответствии с этими принципами.
Справедливый человек всегда ставит интересы справедливости выше всех прочих – в том числе, своих собственных.
Добровольно отступив от них, он саморазрушится, перестанет существовать, как целостная личность, поскольку справедливость является фундаментом его этической системы ценностей, фундаментом для всех его оценок и суждений в этической сфере, фундаментом для доказательств правоты и неправоты; она – то, что позволяет ему отличать добро от зла.
Когда вы причиняете – осознанным действием или бездействием – вред другому индивиду, вы проявляете жестокость. И понятие жестокости само по себе не несет ни негативной, ни позитивной окраски – важен контекст, в котором она имела место.
Я могу выделить три вида жестокости: жестокость справедливая, жестокость обоснованная и жестокость необоснованная. Из всех них лишь жестокость справедливая не являет собой преступление.
Когда солдаты, освободившие концентрационный лагерь Дахау, вместе с его выжившими узниками убивали, уничтожали, рвали на части лагерную охрану, они проявляли справедливую жестокость.
Когда в государстве, которое ведет кровопролитную войну на выживание, устанавливаются драконовские законы – это являет собой пример обоснованной жестокости. Эти меры могут быть рациональными и оправданными в плане достижения поставленных целей, но никакой конкретный индивид не обязан становиться жертвой такой жестокости, какими бы важными эти цели ни были. Каждый пострадавший от такой жестокости человек – жертва совершенного против него преступления, жертва несправедливо причиненного ему вреда, неадекватного преступлению, совершенному им самим.