А отец пел:

Я немало по свету хаживал,

Жил в таёжных безлюдных местах –

И повсюду бурил скважины,

С молотком проходил в руках.

И в пределах седого Урала,

В кишлаках азиатских степей,

Где и ваша нога не ступала,

Там бурил уже недра Андрей.

… «Ну, застали в страстных объятьях немца и русскую женщину в укромном месте, хотя этого делать почему-то было нельзя, даже и при обоюдном согласии, если государства находятся во враждебном противостоянии. А насиловать в военное время можно? Разумеется, нет, хотя это происходит».

.

Такие мысли теперь постоянно мне приходят на ум. Правда, сейчас это общие рассуждения. Меня же интересует в первую очередь мотив, по которому отец расправился с «преступниками». «Где и ваша нога не ступала, там бурил уже недра Андрей». «Да вот же она разгадка, – подумал я, – так бахвалиться и заявлять о себе, да ещё публично, в лучшем случае – не скромно. Может, и тогда ему захотелось «выпендриться», и он устроил публичную казнь, зная, что всё сойдёт с рук».

…Мы сидели вдвоём с ней на брёвнах – пьяные, и она жаловалась мне на отца. На то, какой он неугомонный бабник: «Не считается даже с тем, чья это жена. Год назад его застал со своей женой лучший друг – сменный мастер Григорий. Помню, пришёл к нам домой и говорит: – Андрей, возьму сейчас топор и отрублю тебе голову прямо здесь на глазах у твоей жены. «А он что?» – спрашиваю. – Сидит и молчит. Ничего не говорит. Сидят друг перед другом, между ними на столе бутылка, и выясняют отношения. «Слушай, Юра, не зови меня Марией Ивановной, зови просто – тётя Маруся». Об этом она всё время в промежутках беседы меня просила…

К Марии Ивановне в экспедиции относились недоверчиво, после того как обнаружили, что вскрывает чужие письма. Она работала почтальоном. Но я понял, почему она это делала. Тогда на брёвнах она говорила: «Он не только всех баб «огуливает», но и переписывается с теми, с кем раньше имел «шашни». И такой хитрый: делает это через адреса своих рабочих. Одной из них я написала: «На что ты надеешься, оставь его. Неужели ты хочешь стать его четвёртой женой? Зачем тебе это надо, ведь у него семеро детей?» И тут она опять: « Нет, Юра, я прошу тебя, зови меня тётей Марусей». Тогда мы уже сидели, обнявшись, и целовались, отнюдь не отчуждённо. «Что-то не то, как-то мы не так целуемся», – шевельнулось во мне. Своими губами я даже почувствовал отсутствие бокового зуба на её верхней десне.