– А мы сделаем.

– К стенке Каина поставите? Смотрите, стенкой той сердце человеческое будет.

– А у нас выхода нет. Либо мы его, либо он нас.

Погрустнел Михей Шахматов. Задумался о своём Каине, об этом тарантасе, будь он неладен. Козья ножка жгла ему пальцы. Было, конечно, что и он завидовал, но не до убийства. Тем более брата своего… «Ну и какой мне Скрытов брат?»

Лошадка, не видя нужды в быстрой скачке, еле тащилась. Михей её не понукал, жалел. Учителя что-то ещё терзало внутри, и он, глядя вглубь степи, спросил:

– А что вы с белыми на Москву-то не пошли? Уж не сидел бы я сейчас с тобой рядом, точно. Не сдюжили бы мы ваших сил, слитных с белыми. Решили, что своя синица в руках вернее? За белым журавлём решили не гоняться?

– Провокатор! – только и прорычал в ответ Шахматов.

Учитель засмеялся громко.

– Ох, ненадёжный вы народ, казачество. И для белых, и для красных ненадёжный. Ну, как вас не разказачить? Как вас, таких, в новый мир пускать?

«Вот бес! – думал про себя Михей. – Надо же мне было подобрать его на тракте!»

Одно-единственное за весь тот день облачко закрыло солнце.

– Хорошо. Хоть глаза отдохнут, – сказал учитель и провёл по ним ладонью. И, убрав её, сразу различил на горизонте четверых всадников. Облачко отступилось от солнца, и всадники исчезли в его лучах.

– Это кто там на горизонте?

– Где ты увидел?

– Да солнцу встреч. Не видишь?

– Ой, вижу. Как бы это не по твою душу, – строго смотря в глаза попутчику, сказал Михей, – товарищ уполномоченный.

Только что эта мысль уколола его сознание, и он выпалил её, не задумываясь.

– Дурак! Шёл бы я пешком, будь я уполномоченным. Я учитель! – сказал учитель и нервно схватился за свой портфель. Расстегнул. Вытащил из него маузер в кобуре, кипу бумаг, какой-то мешочек и всё это сунул под седалище. Потом вынул из портфеля и одел очки. «Так-то лучше, – подумал Михей, – интеллигентнее». Учитель сел ровно и злобно смотрел на медленно приближающихся всадников. Первым ехал пожилой казак, безоружный. За ним трое калмыков, все с винтовками. Один калмык на привязи вёл порожнюю кобылицу. Кляча Михея тоже не останавливалась. Саженей за двадцать пожилой казак прокричал:

– Здорово, Михей! Живой ещё?

– Пока живой. Что мне будет…

– Как мать, как детишки?

– Слава Богу, Акинфий Фомич, все живы!..

– Земельку свою скоро пахать будешь?

Казак вроде как говорил с Михеем, а сам уставился на учителя.

– Это рано ещё. Обожду.

Поравнялись. Калмыки закружили медленно вокруг тарантаса. Акинфий Фомич подъехал вплотную, не сводя глаз с попутчика Михея. Склонившись с седла, он смотрел учителю прямо в глаза.

– Товарищ уполномоченный? – сухо спросил казак.

– Я учитель, – прозвучал твёрдый ответ.

– Ехал бы он со мной, будь уполномоченным, – подал голос Михей, – ему бы тачанку выделили.

– Всяко бывает, – как и прежде строго говорил казак, – бумага есть?

Учитель полез в портфель, но один из калмыков вырвал его и отдал Акинфию Фомичу. Тот между старорежимных учебников нашёл листок, сложенный вчетверо. Развернул и сказал калмыку:

– Неграмотный я, Каюм, посмотри сам.

Каюм заржал и ответил:

– Сыдболча Каюм, гызыр лы бак, гызыр лы бек. Га, га, га…

– Михей, ты прочти.

«Проверяют Михея» – думалось попутчику.

– Читай, Михей, читай правильно. Печать-то с серпом и молотом я разглядел, а что написано?

– Товарищ Нежданов Борис Иванович, учитель словесности, естественных и прочих наук, направлен в станицу Осеньщина ради организации школы. Выдано 10 апреля сего года. ГубСовНарХоз Народный комиссар Великаннов П.П.

Учителю вернули чернокожий портфель и мандат.

– Ну, лады, коли так. – Пожилой казак махнул своим спутникам расступиться и ехать дальше. – Айда.