Немцы пересчитали всех угоняемых жителей, распределили по товарным вагонам и погнали поезд на запад. На редких остановках выгоняли всех из вагонов, пересчитывали и снова загоняли в вагоны.  На одной из таких остановок после пересчёта угнанных жителей мать Алексея, вернувшись в вагон, обнаружила пропажу алюминиевого бидона с топлёным сливочным маслом.  Топлёное масло она выменяла у крестьянки на хорошие добротные вещи и рассчитывала, что с хлебом и топлёным сливочным маслом семья не останется голодной.


На очередной остановке поезда Алексей пошёл вдоль вагона, присматриваясь к людям и их вещам. Он искал бидон – вещь заметную. Младший брат Иванок увязался за ним. У одного из вагонов Алексей увидел трёх молодых здоровых парней. Они сидели у алюминиевого бидона кружком, доставали столовыми ложками топлёное масло из бидона, намазывали на куски хлеба и с аппетитом и причмокиванием жрали. Алексей подошёл к жуликам: «Ребята, что ж вы делаете? Это же наше масло. Верните бидон. У нас же дети маленькие». Один из парней нагловато ухмыльнулся; «Щас я доем и отдам тебе масло». Он лениво поднялся, сунул руку в карман и вдруг, выхватив руку из кармана, махнул чем-то перед лицом Алексея. Этот подлый приём был известен. Им пользовалась чижовская шпана, с которой гудовским  ребятам уже приходилось иметь дело. Шпана приматывала нитками к спичечному коробку лезвие от безопасной бритвы и в случае нападения старалась полоснуть лезвием по лицу или по глазам. У Алексея была хорошая реакция, он невольно отпрянул от нападавшего, и опасное лезвие до его глаз не достало. Алексей отскочил от бандита и выхватил из кармана перочинный немецкий ножик, подаренный ему отцом за несколько лет до войны. Из-за этого немецкого ножика ему друзья даже присвоили прозвище «Шульц». Бандит снова бросился на Алексея и снова попытался полоснуть лезвием по глазам, но Алексей уже ожидал этого момента, он присел, увернулся и в свою очередь полоснул перочинным ножом по бандитской откормленной морде.  Ножик был хорошо наточен и располосовал нападавшему всю щёку, так, что кровь мгновенно залила лицо.  Вскочили двое других, но в это время Иванок начал швыряться в них набранными на железнодорожной насыпи камнями. Уркам пришлось уворачиваться от камней.  В это время детина с располосованной щекой, пытаясь зажать руками рану, истошно заорал: «На помощь! Убивают! Партизаны!»  Немецкий часовой, стоявший через три вагона, услышав страшные слова: «Партизаны!» выстрелил в воздух и побежал к месту схватки.  Иванок бросился бежать. Алексей нырнул под вагон, выскочил с другой стороны, пробежал два вагона, спрятал перочинный ножик под рельсами и забрался в пустой вагон, соседний с вагоном в котором везли на запад его семью. Он забрался под сено и прислушался.  Немцы выстроили всех эвакуированных и устроили опознание. Детина с перевязанной окровавленной щекой ходил перед выстроенными людьми и искал Алексея.  Немецкий офицер что-то говорил. Алексей обладал хорошей памятью и имел в школе твёрдую пятёрку по немецкому языку.


Он понял смысл сказанного немецким лейтенантом: если тот, кто это сделал не выйдет и не признается, то немцы расстреляют каждого пятого. После офицера эту угрозу повторил на ломаном русском языке переводчик. Немец начал отсчитывать и выталкивать из строя каждого пятого.  Алексей выбрался из своего укрытия, подошёл к офицеру и, глядя ему в глаза, сказал: «Ихь хабе дас гемахт» («Я это сделал»). Немец молча ударил Алексея кулаком в лицо. Алексей упал. Немцы принялись пинать его ногами. Он услышал крик: «Лёлька!» Это кричала его мать. Она так звала его – не Лёшка, а Лёлька. Бледный Иван Григорьевич зажал ей рот рукой и прошептал: «Молчи, мать, а то всех нас расстреляют». Он раньше других понял, что такое железный немецкий порядок. «Вставай!» – приказали Алексею. Он встал и тут же был сбит с ног новым ударом в лицо. Его снова принялись бить ногами, Алексей закрыл голову руками и сжался в колобок. Ему снова приказали: «Вставай!» Но Алексей понял, что его снова начнут избивать и решил не вставать. Тогда его подняли под руки и потащили в будку путевого обходчика. В небольшом строении за столом сидел на стуле немецкий офицер, комендант поезда. Два конвойных немца быстро сообщили ему о происшествии. Офицер на чистом русском языке спросил: «Где кинжал?»