– Ты смотришь на часы? – спросила приоткрывшая дверь сестра. – На завтрак тебя звали, а сейчас приходится звать на обед! У тебя есть совесть?

– Есть у меня совесть, Оля, – ответил я. – Просто заснул. Спасибо, что предупредила. Иди, я сейчас подойду.

Она недоверчиво посмотрела и ушла. Ещё бы сестре не удивляться, если я уже забыл, когда благодарил её в последний раз. Причина была в её неприязни к Вере. Я высказал всё, что о ней думаю, после чего в наших отношениях уже не было прежней теплоты.

Я сменил помятую рубашку на выглаженную из шкафа и поторопился в столовую. Отец редко приходил обедать домой, больше пользовался расположенным недалеко от его департамента рестораном, поэтому наша кухарка и домработница Наталья накрывала стол на троих. Меня уже ждали.

– Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросила мама. – Только не надо мне врать! Ты уже десять лет не спишь днём!

– Чувствовал неважно, – ответил я, – а поспал, и всё прошло.

Минут пятнадцать мы не спеша ели куриный суп, а потом мясо с грибами. Были ещё блины со сметаной, но для них у меня не нашлось места в желудке. А вот сестра съела несколько штук.

–Растолстеешь, и никто не будет любить, – неудачно пошутил я.

– Рано ей думать о любви, – сказала мама.

– Мне через два месяца шестнадцать! – возразила Ольга матери и повернулась ко мне: – А ты смотрел бы не на мой живот, а на Веркин! Как бы он у неё не вырос!

– Оля, что ты такое говоришь! – возмутилась мама. – Иди немедленно в свою комнату!

– Что думаю, то и говорю! – сказала сестра, встала из-за стола и с оскорблённым видом вышла из столовой.

– И в кого она растёт, такая непослушная! – со вздохом сказала мама. – Алексей, я хотела с тобой серьёзно поговорить. Отец настроен против вашей дружбы…

– А почему? Вера красивая и замечательная девушка. Пусть она из купцов, но для меня это ничего не значит. «Замужние жёны поступают в рангах по чинам мужей их», – процитировал я Табель о рангах. – Она станет княгиней, а если кому-то это не по нраву, пусть подумает о том, что у её отца капитал больше ста миллионов рублей, и он не оставит дочь без поддержки. Мне его деньги не нужны, но если отец упрётся и мне придётся уйти из дома, они будут нелишними.

– Как уйти? – опешила она. – Что ты такое говоришь?

– А что ты хотела услышать, мама? – спросил я. – Я люблю девушку, а отец упёрся и хочет сам решать, что для меня хорошо, а что нет. Если для него представления о чести рода важнее моего счастья, то пусть и дальше читает нотации, пока я их терплю. Он вправе высказывать мне поучения за проступки, а не за любовь! В конце концов, уже середина двадцатого века, а он до сих пор живёт веком минувшим!

– Я с ним поговорю, – глядя на меня с удивлением, пообещала она, – а то вы только поругаетесь. А о Гагариных отец тебе правильно говорил. Не удивлюсь, если за ними присматривает кто-нибудь из Охранного отделения! Подумай сам, что хорошего в ваших посиделках? Договоритесь до ссылки, а отца выгонят со службы и не посмотрят на то, что он надворный советник.

– Я теперь редко бываю у Олега, – сказал я правду, – а когда начну работать в редакции, времени будет ещё меньше. И с ним поговорю, чтобы не занимались ерундой.

– Ты изменился, – задумчиво сказала мама, – да так резко… Скажи, тебе действительно хочется работать в этой газете, или это из-за того, что в ней работает Вера? Мне кажется, что ты способен на большее, чем перебирать бумажки в вашей редакции.

– У тебя неверное представление о моей работе, – засмеялся я. – Обещаю, что если меня посадят их перебирать, пусть даже на пару с Верой, я и сам оттуда уйду, и её заберу! А свою работу я смогу десять раз поменять. В моём-то возрасте…